Но Силантий не привык.Утром Протокотов увидел в чистенькой уютной уборной большое, написанное каллиграфическим почерком объявление. Начиналось оно следующими словами: ГРАЖДАНЕ!ПОМНИТЕ, ЧТО ВЫ ЗДЕСЬНЕ ОДНИ! ЛЮДИ ЖДУТ!
Дальше предлагалось спускать воду и не бросать на пол окурков. Всего было пунктов восемь. Объявление кончалось угрозой, что если «граждане жильцы» не будут исполнять правил, уборную придется закрыть.Протокотов улыбнулся и сорвал объявление.В полдень в уборной появилось новое объявление, написанное тем же каллиграфическим почерком. Первые слова были такие: Прошу в общественнойуборной не хулиганить.Не забывайте, что выздесь нe один!
Протокотов подумал, вытащил автоматическую ручку и написал в конце большими буквами слово «дурак».В ответ появилось:«От дурака слышу!»Переписка продолжалась целый день.Победил дядя, повесив на стену очень длинную, талантливо составленную инструкцию.Дядя Силантий работал не покладая рук.На следующий день Протокотов обнаружил в дивной эмалированной ванне старый матрац, пирамиду перевязанных бечевкой книг и пыльную клетку из-под попугая.На дверях появилась бумажка: ЗВОНИТЬ:Ч.И. Протонотову — 8 р.С.А. Протонотову — 14 р.
Рядом с бумажкой Силантий Арнольдыч пробил глазок, а с внутренней стороны приладил чугунный засов, толстую ржавую цепочку и длинную железную штангу.Внизу, в швейцарской, Силантий вывесил воззвание, начинающееся словами: «Граждане держатели кошек!»
Дядя требовал от граждан держателей, чтобы они надели на кошек намордники, обещая пожаловаться на ослушников управдому.Коридорчик протокотовской квартиры покрылся аккуратно приклеенными туммиарабиком четвертушками бумаги.«Не топайте ногами, — требовал дядя, — вы не один». «Гасите за собой электрический свет». «Не бросайте окурков, бумажек и мусору. За вами нет уборщиц».Как-то в субботу супруга Протокотовы были приглашены на дачу и вернулись только в понедельник. В кухне было пусто. Посредине любимой комнаты Протокотовых (столовой-кабинета), предназначенной для приема гостей и оклеенной изящными светленькими обоями, стояла газовая плитка. К ней была прилажена глупая коленчатая труба, которая тянулась через всю комнату и выходила в окно.За два дня Силантий Арнольдыч умудрился переделать гордость Протокотовых — газовую плитку — в буржуйку.Привести буржуйку в прежнее состояние оказалось делом нелегким. Приезжали с газового завода, грозили выключить газ и взяли за переделку восемьдесят рублей.Протокотов ворвался в комнату дяди Силантия и долго топал ногами. Старик испуганно мигал серенькими ресницами.— Поймите же, — сказал Протокотов, смягчившись, — что объявления ваши не нужны. Мы в квартире одни, понимаете, одни! Ничего не нужно переделывать, дядя. Все благополучно. Поняли?Старик почти не показывался из своей комнаты. Выходил он только тогда, когда Протокотовых не было дома, блуждал по квартире, пробовал дверные запоры и тайком привешивал новые объявления.Как-то, возвратившись ночью из театра и позабыв дома ключ, супруги долго и безрезультатно звонили. Потом Протокотов догадался позвонить четырнадцать раз.За дверью зашуршали валенками.— Кто там? — встревоженно спросил Силантий.— Это я. Откройте, дядя!— Кто таков? — закричал Силантий нечеловеческим голосом.— Да я же, дядя, я — Михаил.— Без управдома не пущу! — пискнул дядя.— Пустите, ч-черт!..Дверь не открывалась.Протокотов пытался высадить дверь плечом. Засов и штанга трещали, но не сдавались.Протокотов стал колотить в дверь руками и ногами.— Караул! — запел Силантий Арнольдыч.Собрались жильцы. Пришлось сходить за управдомом.Дяде просунули под дверь управдомово удостоверение, и только после этого дверь отворилась.Целый день Силантий Арнольдыч таскал вещи обратно на Плющиху. Таскал сам, надрываясь под тяжестью облезших этажерок и винтовых табуретов.Останавливаясь на лестнице отдохнуть, он снимал старомодное золотое пенсне и испуганно мигал серенькими ресницами.
1928 Беспокойная ночь Давненько Обуялов не пребывал в таком блеске. Смоченные вежеталем волосы аккуратно лежали по обе стороны пробора, на свежевыбритых щечках виднелись синеватые следы пудры, в жилет ниспадал галстук, напоминающий по цвету весеннее небо, покрытое звездами, а выутюженные брюки были тверды, как картон.Обуялов спешил на вечеринку к Мэри Пароконской. Там, на четырех квадратных саженях жилой площади, Обялова ожидали напитки, собутыльники, очаровательные собутыльницы, недавно привезенный из-за границы карманный патефон «Гигант» и танцы, танцы, танцы.Мужчины давали по трешнице и по две «единицы». Дам можно было приводить бесплатно.«Сперва позвоню Пароконской, — раздумывал Обуялов, осторожно подвигаясь по мокрому тротуару, — спрошу, какого вина купить. Кстати узнаю, стоит ли заезжать за Ниночкой».Обуялов посмотрел на часы.— Черт возьми! Без десяти одиннадцать. Ах, я дурак! Сейчас закроют ночные магазины, и я погиб.Обуялов рысью побежал к ярко освещенному магазину «Коммунар».Магазин был еще открыт. Продавцы отпускали товары последним покупателям. Обуялов облегченно вздохнул.«Сейчас позвоню», — решил он и залез в будку телефона-автомата, расположенную недалеко от кассы.На станции долго не отвечали. Обуялов нетерпеливо дергал телефонную вилку и топтался в будке, как конь.Торговля между тем окончилась, продавцы снимали с рук кожаные раструбы. Кассирша подсчитывала выручку. Потушили лишний свет. В магазине сразу стало просторно и почему-то особенно сильно запахло колбасой. Прошло еще несколько минут. Кассирша закончила подсчет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42