Ей нравились его движения, быстрые, неожиданные, точно у молодого животного. Он задумался, болтал ногами. Конфеты были рассыпаны по столу. Клара склонилась над машиной, ритмично крутила колесо, потом перегнулась, чтоб взглянуть на чулок, который свесился под собственной тяжестью. Пол смотрел на красивый изгиб ее спины, на свернувшиеся на полу завязки фартука.
– В вас всегда чувствуется какое-то ожидание, – сказал он. – Что бы вы ни делали, вас будто и нет здесь: вы чего-то ждете… точно Пенелопа за своим рукодельем. – И так хотелось ее уколоть, что не удержался, прибавил: – Я буду звать вас Пенелопой.
– Что от этого изменится? – сказала она, старательно передвигая одну из иголок.
– Хоть и ничего, зато мне так нравится. А вы, кажется, забыли, что я ваш начальник. Мне это только что пришло в голову.
– Ну и что? – бесстрастно спросила она.
– А то, что я вправе вами распоряжаться.
– Я в чем-нибудь провинилась?
– Послушайте, зачем же так ехидничать? – сердито сказал он.
– Я не знаю, чего вы хотите, – сказала она, не отрываясь от работы.
– Я хочу, чтобы вы обращались со мной мило и почтительно.
– Может, называть вас сэром? – спокойно спросила она.
– Да, называйте меня сэр. Мне это было бы по вкусу.
– Тогда отправляйтесь, пожалуйста, наверх, сэр.
Он поджал губы, нахмурился. Потом вдруг вскочил.
– Больно вы заносчивы, с вами не сговоришь, – сказал он.
И пошел к другим девушкам. Он чувствовал, не с чего ему так злиться. По правде сказать, он подозревал, что сам чересчур занесся. Ну и пусть, продолжим в том же духе. Клара слышала, как он смеется с девушками в соседней комнате, смеется тем смехом, какой ей ненавистен.
Вечером, после ухода работниц, он прошел по мастерской и увидел подле Клариной машинки свои шоколадки, нетронутые. Там он их и оставил. Утром они все еще лежали там, а Клара сидела и работала. Позднее его окликнула Минни, маленькая брюнетка по прозвищу «Киска»:
– Эй, шоколадки не найдется?
– Виноват, Киска, – ответил Пол. – Хотел всех вас угостить, а потом ушел и забыл про них.
– Да уж, наверно, забыли, – сказала она.
– Я к вечеру еще принесу. Ты же не станешь их есть после того, как они тут валялись, верно?
– Ну, я не привереда, – улыбнулась Киска.
– Чего нет, того нет, – сказал он. – Они, наверно, запылились.
Он подошел к столу Клары.
– Простите, что намусорил тут у вас, – сказал он.
Клара багрово покраснела. Он зажал конфеты в горсти.
– Теперь они грязные, – сказал он. – Вам надо было их забрать. Что ж вы их не взяли? Я хотел вам сказать, что оставил их для вас.
Он выбросил конфеты из окна во двор. И глянул на Клару. Под его взглядом она поморщилась.
Среди дня он принес другой кулек.
– Угощайтесь, – сказал он, Кларе первой предлагая конфеты. – Эти новые.
Она взяла одну конфету и положила на стол.
– Да возьмите несколько… на счастье, – сказал он.
Клара взяла еще две и тоже положила их на стол. Потом, в смущении, опять принялась за работу. А Пол пошел дальше по мастерской.
– Бери, Киска, – сказал он. – Только не жадничай!
– Это что ж, все ей? – закричали другие девушки и кинулись к нему.
– Ну, конечно, нет, – сказал он.
Девушки с шумом их окружили. Киска попятилась от товарок.
– Отойдите! – кричала Киска. – Я первая выберу, правда. Пол?
– Не обижай других, – сказал он и пошел прочь.
– Какой же вы душка! – кричали девушки.
– Ценой полушка, – ответил он.
Он прошел мимо Клары, не сказав ей ни слова. Ей казалось, если она дотронется до этих трех сливочных шоколадок, они ее обожгут. Пришлось собрать все свое мужество, чтобы сунуть их в карман фартука.
Девушки любили Пола и побаивались. Если уж он бывал мил, так мил необыкновенно, но если чем-нибудь недоволен, так становился холоден и вовсе их не замечал, обращался с ними так, будто они для него все равно что катушка ниток. И тогда, если они дерзили, он спокойно говорил:
– Не пора ли продолжить работу? – и стоял и наблюдал.
Когда ему исполнилось двадцать три года, в семье как раз было неблагополучно. Артур в те дни собирался жениться. Матери нездоровилось. Отца, стареющего и прихрамывающего из-за разных несчастных случаев, перевели на жалкую, никудышную работу. Мириам была для Пола вечным укором. Он чувствовал, что должен посвятить себя ей, и не мог. К тому же семье требовалась его помощь. Он разрывался. Он не рад был, что сегодня его день рожденья. Только горше стало.
На фабрику он пришел в восемь. Большая часть служащих еще не являлась. Девушкам полагалось приходить к половине девятого. Когда он переодевал пиджак, его окликнули сзади:
– Пол, Пол, ты мне нужен.
То была Фанни, горбунья, – она стояла на верхней ступеньке лестницы, и лицо ее сияло, озаренное какой-то тайной. Пол удивленно на нее посмотрел.
– Ты мне нужен, – сказала она.
Он стоял в растерянности.
– Иди сюда, – звала она. – Иди сюда, пока не взялся за письма.
Он спустился на несколько ступенек в ее скучную, узкую «завершающую» комнатушку. Фанни шла впереди; черный облегающий лиф платья был короткий – талия приходилась почти под мышками, – а зелено-черная кашемировая юбка чересчур длинная, и когда она большими шагами шла перед молодым человеком, он казался особенно изящным. Она прошла к своему месту в узком конце комнатушки, там, где окно выходило на колпаки дымовых труб. Пол смотрел на ее тонкие руки и плоские красные запястья, а она беспокойно теребила белый фартук, лежащий перед ней на рабочем столе.
Она была в нерешительности.
– Ты ведь не думал, что мы тебя забудем? – с укором спросила она.
– Почему? – спросил он. В эту минуту он сам забыл про свой день рожденья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158