Ее передернуло. Город она терпеть не могла. Она с тоской смотрела на поля, в которых ей было отказано, лицо ее побледнело, враждебно замкнулось, и она напоминала Полу исполненного муки и раскаяния падшего ангела.
– Но город – это совсем неплохо, – сказал Пол. – Он такой временно. Это непродуманное, нескладное воплощение идеи, мы еще поймем, какой же он должен быть. Город станет совсем неплохим.
В углублениях скалы, среди нависающих кустов, уютно ворковали голуби. Слева над беспорядочной каменной свалкой городских зданий высилась большая церковь святой Марии, под стать Замку. Глядя в поля, Клара весело улыбнулась.
– Теперь мне лучше, – сказала она.
– Спасибо, – отозвался Пол. – Ай да комплимент!
– А как же! – засмеялась миссис Доус.
– Гм! Стало быть, отбираете левой рукой то, что дали правой, – сказал он.
Она рассмеялась, он ее забавлял.
– Но что с вами было? – спросил он. – Что-то вас тревожило. На лице и сейчас еще печать тревоги.
– Пожалуй, не стоит вам говорить.
– Ну и держите про себя, – сказал он.
Клара покраснела, прикусила губу.
– Нет, – сказала она. – Это все из-за наших девушек.
– А что? – спросил Пол.
– Они уже неделю что-то затевают, а сегодня, кажется, особенно полны своей затеей. Все как одна. А от меня скрывает, и мне обидно.
– Вот как? – озабоченно спросил он.
– Меня бы не трогало, если б они не тыкали мне в нос, что есть у них какой-то секрет, – продолжала она, голос гневно зазвенел.
– Чисто по-женски, – сказал он.
– Это гадость, низкое злорадство, – ее голос был как натянутая струна.
Пол молчал. Он знал, почему девушки злорадствуют. И ему неприятие было, что из-за него опять повали раздоры.
– Пускай секретничают сколько угодно, – горько рассуждала вслух Клара, – но могли бы не хвастаться, что у них от меня секреты, мне и без того невесело, что я вечно на отшибе. Это… это просто невыносимо.
Пел с минуту раздумывал. Он был в смятении. Даже побледнел, заговорил взволнованно.
– Я вам объясню, в чем деле. Это из-за моего дня рожденья, девушки купили мне целую кучу красок, все вскладчину. Они к вам ревнуют, – он почувствовал – при слове «ревнуют» Клара сделалась высокомерно холодной, – просто потому, что иногда я приношу вам какую-нибудь книгу, – медленно прибавил он. – Но послушайте, это ж пустяк. Не огорчайтесь из-за этого, пожалуйста… ведь… – он усмехнулся, – вот они торжествуют, а что бы они сказали, если б увидели нас сейчас?
Клара рассердилась на него – зачем так неловко упомянул об их дружеской прогулке. В сущности, это оскорбительно. Но так он скромно держится… и она его простила, хотя и не без труда.
Их руки лежали на грубом каменном парапете крепостной стены. Пол унаследовал от матери изящное сложение, и кисти у него были маленькие и крепкие. А у Клары – большие, под стать ее большим рукам и ногам, но белые и на вид сильные. Глядя на ее руки, Пол лучше ее понимал. «Как она нас ни презирает, все равно ей хочется, чтоб кто-нибудь взял ее руки в свои», – подумалось ему. А Клара смотрела на руки Пола, такие теплые, живые, и показалось, лишь для нее они и живут. Пол невесело задумался, сдвинув брови, уставился вдаль, поверх полей. Хоть и малое, но живописное разнообразие очертаний исчезло; только и осталась безбрежная, темная, связующая всех скорбь и трагедия, одна и та же во всех домах, на берегах реки, у людей и у птиц; лишь по видимости отличались они друг от друга. А теперь, когда очертания словно истаяли, осталась масса, составляющая весь этот край, темная масса борьбы и боли. Фабрика Джордана, фабричные девушки, мать, большая, вознесенная вверх церковь, городские джунгли – все слилось воедино и каждая частица погружена была во тьму и скорбь.
– Это что, два пробило? – удивленно спросила миссис Доус.
Пол вздрогнул, и все разом обрело форму, всему возвращена была своя особость, непохожесть, дар забывать и радоваться.
Они заторопились назад, на фабрику.
Когда он в спешке проверял еще пахнущую глажкой работу, принесенную из комнаты Фанни, готовясь отправить ее вечерней почтой, пришел почтальон.
– Мистер Пол Морел, – с улыбкой сказал он, вручая Полу пакет. – Почерк дамский! Поосторожней, чтоб девушки не углядели.
Сам любимец девушек, почтальон любил пошутить над их влюбленностью в Пола.
В пакете оказался томик стихов и короткая записка: «Позвольте послать вам это и таким образом покончить с моим пребыванием на отшибе. С наилучшими чувствами и добрыми пожеланиями. К.Д.». Пол жарко покраснел.
– Боже милостивый! – воскликнул он про себя. – Миссис Доус. Ей же это не по карману. Боже милостивый, кто бы мог подумать!
Его вдруг глубоко тронул ее поступок. Захлестнуло сердечным теплом. Озаренный им, он ощутил ее всю, будто она была тут, рядом – ее руки, и плечи, и грудь, он видел их, чувствовал, чуть ли не заключал их в себе.
Этот Кларин шаг еще больше их сблизил. Девушки подметили, что когда Пол встречался с миссис Доус, он поднимал глаза и здоровался с той особой живостью, которая все им объяснила. Клара не сомневалась, что он ничего такого за собой не замечает, и не подавала виду, что понимает его состояние, лишь, столкнувшись с ним, отворачивалась.
Они очень часто гуляли вместе в обеденный час; делали это совершенно открыто, ничуть не таясь. Все, видно, понимали, что он не отдает себе отчета в своем чувстве и что нет ничего дурного в его поведении. Он разговаривал с ней теперь почти так же пылко, как, бывало, с Мириам, но разговор уже занимал его меньше; собственные умозаключения нисколько его не беспокоили.
Однажды в октябре они пошли выпить чаю. Вдруг им вздумалось остановиться на вершине холма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158