Сэм опрометью бросился с ее крыльца к своему дому, едва не запутавшись в натянутой бельевой веревке, и лишь на полдороге заставил себя сбавить ход.
Огонь в печи снова погас. Единственной наградой за все труды прошедшего дня был жар его собственного тела, когда он орудовал пилой и колуном. Обливаясь потом, он пилил, рубил, колол, пока поленница не стала напоминать крепостную стену. И все, что он заработал, — это новые мозоли и боль в мышцах. Древесина была либо слишком свежей, либо слишком старой и тепла давала не больше пары свечек.
Пакет лежал там же, где он его оставил, когда вернулся. Сэм сгреб его в охапку и остановился у мутного зеркала на кухонной стене — поправить воротничок рубашки поверх толстого полосатого свитера. Проведя несколько раз ладонью по волосам, он понял, что усилия тщетны, и пожал плечами. Только однажды его волосам пришлось подчиниться — это было в лагере строевой подготовки, куда он попал после призыва. Тогда они были черными, как у всех мужчин его рода. Он даже гордился своей шевелюрой. Женщины были от нее без ума. Но армейскому парикмахеру кудри Кенеди были до лампочки.
Сэм поймал себя на этих размышлениях и выругался. Какая» разница, как он выглядит! Мэгги сама не красавица. Если уж такая швабра в рабочем комбинезоне показалась ему привлекательной, его дела куда хуже, чем он предполагал. Он приехал сюда пожить в одиночестве и залечить душевные травмы, а вовсе не для того, чтобы покорить местную диву.
— Вот и я, — объявил он, закрывая за собой дверь. — Вы всегда оставляете дом незапертым, когда уезжаете?
Мэгги захлопнула дверь, ведущую в мастерскую. Так и быть, пусть посидит немного на кухне, раз пришел. Но совать нос в ее личные дела она не позволит.
— Здесь в округе некого опасаться.
— Не слишком ли вы уверены?
Она вообще не уверена — во всяком случае, последнее время. Сегодня она попросту забыла запереть дверь. Старые привычки трудно изжить.
— Но ведь пока нет оснований тревожиться, — произнесла она, желая закончить этот разговор, и подставила серый кофейник под струю воды.
Сэм настроился на вторую чашку ее гремучего зелья. Среди прочего он принес пинту виски «Джим Бим» и пачку «Салем». Сам он до сих пор не притрагивался ни к спиртному, ни к сигаретам. И тем не менее похоже было, что он покинет эти места в худшем состоянии, чем до приезда.
Самой труднопреодолимой оказалась привычка перерабатывать. Об этом он и не подумал, решаясь на добровольное затворничество. Рубка дров приносила некоторую пользу, по крайней мере голова отдыхала. Что касалось тела, то оно держалось лишь жалкими остатками сил.
— Садитесь же. — Мэгги кивнула на стул и поставила на стол банку молока и сахарницу. — Нам нужны тарелки для вашего… десерта?
Сэм опрокинул пакет на стол, и из него посыпались разнообразные изыски кондитерской промышленности, включая коричные булочки с потрескавшейся сахарной глазурью и какие-то штуковины белого и коричневого цвета «с ароматом шоколада».
— Если вы иначе не можете… Но салфетки, думаю, все же не помешают.
Мэгги взглянула на гору дешевой дряни, и ее брови поползли вверх.
— К вопросу о пластике, — усмехнулась она. Сэм в ответ лишь неловко улыбнулся.
Они сели друг против друга и принялись перебирать сладости, внимательно изучая этикетки. Мэгги все сильнее ощущала присутствие этого мужчины. Ей вдруг пришла в голову глупая мысль — что запас кислорода у него больше, чем у нее. Ее резерв оказался неожиданно истощенным. Когда он, заерзав на стуле, коснулся невзначай ее ноги, она едва не задохнулась.
— Пожалуй, кофе уже достаточно покипел, — едва выговорила она, вскакивая на ноги. На самом деле кофе был еле теплым.
— Вот, забыл вам отдать, — сказал Сэм, залезая в карман брюк. Он извлек оттуда визитку, и Мэгги осторожно протянула руку, чтобы взять ее. Карточка еще хранила тепло его тела. Мэгги почувствовала, как ее лицо заливается краской.
Что за наказание иметь такую тонкую кожу! Она извела тонны увлажняющего лосьона и ночного крема, а ее кожа продолжала реагировать на малейшую провокацию, демонстрируя миру все цвета радуги.
— «X. Дж. Уилкерсон. Агент по торговле недвижимостью». Не знаю никакого Уилкерсона.
— А он, как мне показалось, знает вас. По крайней мере он произнес фамилию Дункан, говоря о владельцах здешней недвижимости. Это вы?
— Возможно. А может быть, и нет. — Неожиданно для себя Мэгги взяла черствую сахарную булочку и пустилась в воспоминания о своем далеком предке, гнавшем когда-то самый чистый на Восточном побережье спирт в болотах неподалеку от Дунканского перешейка. — Его прозвали Медвежья Лапа. Не спрашивайте, за что. Мой дед, Джубал, рассказывал, что Дункан Медвежья Лапа владел здесь практически всем. Большая часть земель в округе ничего не стоит: для фермера слишком сыро, для рыбака слишком сухо. Думаю, кроме него, ею никто не интересовался, и он в конце концов занял все, а потом оформил на себя. Джубал говорил, что еще его отец работал на него в двадцатые годы.
Сэм расправился с последней липкой булочкой и взял бело-коричневый шарик.
— Насколько мне известно, в те времена многие промышляли спиртным.
— Для своего промысла Медвежья Лапа выбрал не самое удобное место. — Мэгги приняла от Сэма половинку шарика и с любопытством надкусила. — Ммм, суховато, но недурно. Местные рассказывают, что его… э-э… промысел находился далеко от Кошачьей бухты, причем вверх по течению, и добраться туда можно было только на лодке. Каждую ночь он вывешивал фонарь на одном берегу, а на другом сажал наблюдателя. Если свет мигал, это значило, что между фонарем и наблюдателем кто-то проплывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49