Я обняла его крепко-крепко – так утопающий хватается за спасательный круг – и только повторяла:– Ричард… Ричард…Он посмотрел на меня и, увидев мои слезы и не зная их причины, сразу расстроился, стал спрашивать меня, в чем дело, и, думаю, я сделала ошибку, сказав ему правду и объяснив, что меня вывела из равновесия всего лишь фотография в журнале. Он засмеялся.– Как все это нелепо! Моя дорогая девочка, нас с Марион фотографировали десятки раз, поэтому снимки ничего не значат. Запомни это.– Но вы смотрели друг на друга с такой… с такой нежностью! – не выдержала я.Ричард снова засмеялся.– Роза-Линда! Маленькая моя, ну как можно быть такой глупышкой!– Да, я знаю, – упрямо повторяла я. – Я думаю, все дело в том, что я ревнива. Но мне так хочется, чтобы тебе больше никогда не пришлось ездить с ней, никогда.Тогда Ричард отодвинулся от меня, и выражение его лица изменилось. Вместо нежности и веселости появилась озабоченность. Он поднялся с дивана и отошел к камину. Облокотился на него, подперев руками голову, и сказал с некоторым напряжением в голосе:– Знаешь, дорогая, так всегда случается после моего возвращения из поездок с Марион. Ты всегда сильно огорчаешься. Не думай, пожалуйста, что я не понимаю. С каждым разом я все больше вижу, как это несправедливо. Для любой женщины такое положение было бы невыносимо, а ты гораздо чувствительнее многих. Иногда я даже задумываюсь и…Тут, не выдержав, я бросилась к нему, испугавшись, что он сейчас скажет, что нам лучше не встречаться. Я поняла, как глупо было говорить о своих ревнивых подозрениях. Ни одному человеку не понравится, что к нему относятся как к собственности и постоянно критикуют его действия, и даже Ричард, при всей его доброте, не был исключением из этого правила. Я сказала себе, что пора наконец научиться сдерживать свои чувства и доказывать ему свою любовь, не расстраивая его по таким глупым поводам. Ничего хорошего, кроме ссоры, из этого не выйдет.– Забудь об этом, Ричард. Это все чепуха, я знаю. И мне вовсе не обидно. Я не хочу больше ничего слушать, а ты не позволяй мне больше так вести себя. Давай лучше сыграем в триктрак… Давай, дорогой, сейчас возьмем доску.И я взяла его за руку и повела к шкафу, где хранилась игра, в которую мы любили играть, когда у нас было много времени. Лишь бы отвлечь его от моих глупых высказываний. Но даже когда он снова сел на диван и лицо его прояснилось, я видела, что он все еще огорчен.Ричард беспокоился только обо мне. Конечно же, его тоже не удовлетворяло такое положение дел, но он все-таки мужчина, и ему легче держать себя в руках.Помню, скольких трудов мне стоило разогнать грозовые тучи и вернуть прежнюю счастливую и спокойную атмосферу; но еще долго после его ухода я нервничала, раскаиваясь в том, что я сделала, и не могла не задуматься о том, что меня ожидает в будущем.Но если я хоть на минуту пыталась представить себе свое существование без него, меня охватывал ужас. Теперь я уже не могла жить без Ричарда. Не могла.Когда мы встретились в следующий раз, он был со мной добр и нежен, и хотя мы и не вспоминали о том глупом эпизоде с фотографией из Канна, я уверена, он помнил об этом и специально старался быть со мной более нежным, чем всегда. А я снова была счастлива и уверена, что он не любит никого, кроме меня и своего ребенка.Другая размолвка, которая осталась у меня в памяти, – причем гораздо более серьезная – была связана с Робертой.Ричард обещал в воскресенье пойти со мной на концерт, и я заранее предвкушала это удовольствие. Но в субботу он пришел ко мне с извинениями. Сказал, что совершенно неожиданно у Роберты в школе начались небольшие каникулы и она приезжает в Лондон. Поэтому ему придется пойти в Альберт-холл с дочкой, а не со мной.– Я страшно виноват, дорогая, – сказал он, целуя меня. – Это просто ужасно, но я не знаю, что мне делать. Это вызовет слишком много вопросов, а если я не возьму Берту, она сама отправится на концерт и там увидит нас, что совершенно невозможно.Обычно я относилась ко всему, что касалось дочери Ричарда, с пониманием и терпением. Может быть, в ту субботу я слишком устала и была раздражена. Я полностью принадлежала Ричарду и жила только для него. В этом смысле мы были как будто женаты и имели право на «настроения». Ведь не могли же мы всегда оставаться «идеальными влюбленными». Два человека, долгое время живущие вместе, не в силах вечно сохранять такой накал чувств, когда никакие земные дела не могут повлиять на них. И это был как раз тот случай. Я с грохотом свалилась с небес, и, к своему несчастью, рядом оказался Ричард.Я вырвалась от него и стала молча, надувшись готовить чай. Он ходил за мной по всей квартире, печально глядя на меня. Он знал, как я разочарована, и не только по поводу концерта, а и потому, что долго не увижу его. Сжав губы, я молчала и была так зла, что не могла скрыть свое плохое настроение.Наконец Ричард сказал:– Знаешь, я ни при каких обстоятельствах не допустил бы этого, но, честное слово, дорогая, я не знал, что Берта приедет. Не знал до сегодняшнего дня. Утром мне в офис позвонила Марион и сказала, что в Бронсон-Касл какой-то праздник, хотя сейчас я вспоминаю, что в прошлом году Берта тоже приезжала в это время, или нет?В первый раз я холодно сказала ему:– Пожалуй, я не припомню.– О дорогая, ведь ты не сердишься на меня?Я закусила губу и не ответила на его вопросительный взгляд.– Нет, нисколько. С какой стати? Я не имею на это права. Я не могу ни на что рассчитывать, когда Роберта дома.Потом я посмотрела на него. Кровь горячей волной прилила к его лицу. В прекрасных глазах сначала появилось удивление, а затем – боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96