Ее поза была воплощением угрозы. Эти ее темные очки, черная одежда — во всем этом она выглядела как робот, машина для убийства. Ее задача была как можно сильнее его напугать, и ей это чертовски хорошо удавалось.
— Я же говорил тебе, Лили, — встрял в разговор Райли, — ты вернулась в Лас-Вегас, ища открытой схватки. Но у противника явный численный перевес. Стэли на тебя весь город натравит.
Сэл наконец осмелился поднять глаза и увидел, что теперь Лили пристально смотрит на Джо. Она закинула ногу на ногу — с виду спокойная, но Сэл заметил, как напряглись под одеждой стальные мускулы. Он огляделся, ища хоть одного охранника. Как назло никого. Некому услышать, о чем здесь говорят.
— Тебе не спрятаться, Лили, — продолжал Райли. — Если останешься в городе, тебе конец.
— А с чего ты взял, что я останусь? Я ведь сижу в аэропорту, билет у меня в кармане. Может, я сейчас скроюсь.
— Тебя найдут.
— Это вряд ли. На сей раз меня нашли исключительно благодаря вот этому жирному борову.
Сэл опустил голову низко-низко и стал сосредоточенно изучать собственное колено. «Что это, интересно знать, за мокрое пятно: пот или „маленькая неприятность“?» Он подождал, пока Лили вновь заговорит, и только тогда осмелился поднять глаза.
— Если бы Сэл не был таким трусливым засранцем и держал свой рот на замке, ничего этого не случилось бы. Он все пытался спасти свою шкуру, да только от меня ему уйти не удастся. Не сегодня, так завтра я с тебя скальп сниму, ты меня понял, Сэл.
Сэл рыгнул. Что-то от нервов желудок шалит.
— Зачем тебе его убивать, — это вовсе не обязательно, — сказал Джо, понизив голос. — Тебе сейчас лучше исчезнуть, а я сдам его в полицию. Они чудесно время проведут, изучая его подвиги.
Сэл почувствовал, что в его душу заронили зерно надежды, но прорости оно не успело, потому что Лили отрицательно покачала головой:
— Слишком многое в его делишках будет указывать на меня. Эдак мне всю жизнь придется прятаться и ждать разоблачения.
Райли подался вперед и оперся локтями о колени. «Может, самое время закричать, — пронеслось в голове у Сэла, — пока Джо отвлекся, строит глазки Лили. Я, пожалуй, смогу крикнуть достаточно громко, прежде чем Лили набросится на меня, чтобы заткнуть. Не исключено, конечно, что она вцепится мне в глотку прежде, чем кто-нибудь успеет обернуться, но...» Он набрал в грудь побольше воздуха, весь дрожа от волнения, но так и не издал ни звука.
— Слухи о тебе поползут по стране в любом случае, — сказал Джо. — Оглянуться не успеешь, как у каждого полицейского появится твое фото.
— А может, я решила сменить страну, — ответила она спокойно. — Может, я лечу в Южную Америку.
— Мне кажется, ты этого не сделаешь. По-моему, ты зациклилась на том, что из этой ситуации тебе нужно выйти победительницей. Замочить всех: Сэла, Вернонов, Лумиса. Открыть охоту на тех, кто охотится на тебя. Но из этого ведь ничего не выйдет, Лили. Слишком большой перевес на стороне противника.
— А мне нравится испытывать судьбу. Я — игрок.
Райли покачал головой:
— Послушай, более отчаянного игрока, чем я, на свете не сыскать. И вот что я тебе скажу: неравная игра ни к чему хорошему не приводит. Игра при равных ставках — другое дело. Бьешь наверняка. Только так можно взять банк.
Она поменяла позу и теперь сидела точно так же, как Райли: корпус вперед, локти на коленях.
— Бьешь наверняка, говоришь? — сказала она. — А что же это тогда за веселье?
— Ты что, Лили, правда считаешь, что это весело? На мой вкус, жутковатое у тебя развлечение — людей на тот свет отправлять. Неужели ты после этого живешь в ладу с собой?
Лицо Лили стало будто каменным.
— Скажи-ка мне вот что, Джо Райли, — проговорила она, — вот ты весь из себя правильный, настоящий католик, так?
Он усмехнулся:
— Я всегда считал себя начинающим гедонистом.
— Почему начинающим?
— Потому что пока сам не до конца понимаю, что это такое.
Она едва заметно улыбнулась. «Господи, боже мой, — подумал про себя Сэл, — что ж вы так мучаетесь! Заперлись бы вдвоем в каком-нибудь мотеле — и меня, заодно, в покое бы оставили».
— А я, когда росла, ходила в баптистские церкви, — сказала Лили, — вечером в среду и два раза в воскресенье. Это было то единственное, что оставалось неизменным.
Сэл попытался представить себе, как это было. Все эти маленькие полуразвалившиеся церквушки в крошечных, Богом забытых городках, куда стекаются эти убогие и неистово молятся, пытаясь не встать коленом на какую-нибудь змею. Просто жуть берет.
— Знаешь, о чем проповеди в этих церквях? О том, что есть рай и есть ад. И все. До жизни никому нет никакого дела. Все только и беспокоятся о том, что будет после смерти — как будто не понимают, что смерть станет их счастливым избавлением от убогой жизни.
— С религией всегда так.
— Да, но в большинстве религий, если ты оступился, можно сознаться и тебя простят. Можно сходить на исповедь, получить отпущение грехов. А там такого нет. Там учат, что, если ты сильно согрешил, тебе в любом случае прямая дорога в ад, что бы ты ни делал, как бы ни жил потом.
— То есть, если ты убил одного человека...
— Вот именно. Убил кого-нибудь — не жди ничего хорошего от загробной жизни.
Райли задумался, пытаясь переварить информацию.
— Получается, если убил одного, уже все равно, и можно убивать сколько угодно. Можно даже зарабатывать этим на жизнь, так?
— Было время, когда я именно так и рассуждала. Теперь я уже не так в этом уверена.
— А сколько тебе было, ну, когда ты сделала это в первый раз?
Сэл слушал их и думал: "Что за черт?! Устраивают тут, понимаешь, шоу «Это ваша жизнь»", — но вслух ничего не сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79