Дары чуть поскромнее получили два индейских вельможи, оказавшиеся посланниками и одновременно близкими родственниками вождей дружественных племен, для Иники же Мартен припас штуку голубого шелка, несколько ожерелий и серебряный колокольчик, который особенно ей понравился. Наконец теща вождя получила отрез червоного атласа и кружевной воротник.Щедрость Мартена произвела большое впечатление. Столько всего сразу, и таких ценных вещей — особенно оружия и инструментов — никто тут до той поры не видел. Даже Мудрец не мог скрыть радости, хоть и старался не подавать виду и ограничивался любезными благодарностями.Мартен и Бельмон получили для жилья два стоявших по соседству небольших павильона, выстроенных в тени деревьев парка, окружавшего резиденцию Мудреца. Квиче устроил их удобно и даже роскошно для своих возможностей. Ян спал на низком, очень широком ложе, обитом плетенкой из кожаных ремней и выстеленном шерстяными покрывалами. На каменном полу из гладко тесаных плит лежали рыжие, пушистые шкуры пум, на стенах висели рогатые черепа оленей и антилоп кабри. Вид, открывавшийся оттуда, говорил о покое и достатке.Внизу, прямо за площадью с глинобитными домами и складами по обе стороны, лежала пристань. У деревянного пирса “Зефир” и “Ибекс” неподвижно застыли на фоне темной реки, которая утром и вечером пылала в отблесках солнца. Противоположный правый берег казался необитаемым. Там, правда, тянулись какие-то плантации, и многочисленные пироги сновали поперек реки взад-вперед, но домов не было видно. На левом берегу, вверх и вниз по Амахе, над самой водой высились бурые деревянные дома, каждый на четырех высоких столбах, с лестницей, приставленной к входному проему, завешенному рогожей или циновкой. Их окружали плодовые деревья, а посредине между столбами бежала тенистая улица.Вокруг поселения, среди холмистых полей, садов и пастбищ, тут и там были видны одинокие домики под высокими крышами в тени деревьев. Над домами, над огороженными плантациями, над плодовыми садами, над людьми, погруженными в свои заботы, простиралось бездонное темно-сапфировое небо, опиравшееся на непроходимые леса, замыкавшие со всех сторон горизонт. Только очень далеко на северо-западе виднелся в дымке синеватый силуэт гор.Могло показаться, что нет никакого доступа, никакой дороги в этот безмятежный край тишины и покоя. Но всего в нескольких милях к востоку лежало неспокойное море — арена непрестанных битв, побед и поражений; море, несущее богатые дары, надежды, угрозы и гибель.Все три дня перед заходом солнца, когда прохладный ветерок с реки умерял жару, Мудрец в сопровождении двух гвардейцев спускался к павильону Мартена. Молчаливые воины с лицами, словно отлитыми из бронзы, оставались перед входом, опершись на копья, и замирали, а вождь поднимался на несколько ступеней внутрь. Приветствовал своего белого друга и гостя, спрашивал, хорошо ли тот спал, и заводил разговор о вещах отвлеченных или маловажных. Потом в косых лучах заходящего солнца они прогуливались по террасам, среди цветущих растений, и Мартен старался поддерживать беседу, в которой произносилось столько слов только для того, чтобы скрыть невысказанные мысли.Говорили они по-испански; Квиче научился этому языку от беглецов из Тамаулипас и Вера Крус. Они долго испытующе глядели друг на друга, и Мартен ощущал или скорее догадывался, что Мудрец старается его понять, изучить, отыскать в нем что-то, что позволит ему открыть, насколько можно доверять белому мореходу.Потом они ненадолго расставались, чтобы снова встретиться в многолюдной компании за ужином.Уайт и Шульц только в первый раз были званы на такой прием. Они предпочли жить и питаться на борту вместе с экипажами.Марен признал это верным. Сам же он восседал рядом с Бельмоном, ведя беседы с послами и верховным жрецом Уатолоком при посредничестве негра-толмача, который стоял за спиной.В конце пиршества, когда подавали тыквы с мате, появлялись женщины — Иника и Матлока. Ян обменивался несколькими вежливыми фразами с каждой из них. Иника говорила по — испански лучше, чем отец; её бабка не понимала ни слова. Они сидели с гостями, пили мате и уходили раньше, чем Мудрец вставал, чтобы распрощаться и пожелать всем доброй ночи.Два дня Мартен их видел только за ужином и только вместе. Но на третий день утром, спускаясь к реке, встретил Инику одну на нижней террасе, возле ворот в частоколе. Ему показалось, что встреча была не случайной — девушка ждала его.Поздоровавшись, он спросил, не собирается ли она тоже на пристань. Иника покачала головой.— Иди со мной, — сказала она смело и свободно. — Я хочу кое-что тебе рассказать.Отведя его за забор, заслонивший их от замка, она заговорила. Начала с того, что считает его другом и доверяет ему. Больше, чем Бельмону. Вопреки мнению бабки, которая её воспитала.— Берегись её. Она не одобряет твоих намерений. Боится, что ты приведешь сюда других белых — и даже испанцев.— А ты?— Я уже сказала.— Знаешь, что я намерен делать?— Ты привез инструменты, которые нам так нужны, и оружие для нашей защиты. Полагаю, ты умен и порядочен. Если тебе нужно будет надежное укрытие, Нагуа его предоставит. А сражаться ты будешь далеко, чтобы не привлечь сюда своих врагов. Тут Пристань беглецов. Тут должен царить мир.Последнюю фразу она повторила не раз, с особым нажимом.Мартен слушал, не перебивая. О внутренних проблемах своей страны она рассуждала как государственный муж, хотя и не представляла всех опасностей, грозящих извне.Население Амахи постоянно росло. Росло быстрее, чем мог дать естественный прирост, потому что непрерывно прибывали сюда беглецы-индейцы и негры, и даже метисы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88