Оно быстро приближалось – не с запада, а с востока, со стороны Волховстроя.
Скоро стало ясно, что это идет машина. В кузове у нее что-то звякало и гремело.
Машина так быстро возникла из тьмы, что они едва успели вскочить. Лунин зажег фонарик и, крича, кинулся прямо к колесам. Машина проскочила, но метрах в десяти затормозила и остановилась. Они побежали к ней. Шофер глядел на них, приоткрыв дверцу кабины.
Лунин осветил его фонариком. Это был боец, очень юный, с озорным мальчишеским лицом.
– Подвези, – сказал Ховрин.
– А вам куда?
– А ты куда?
– Куда я, вы не поедете.
– А ты почем знаешь? – спросил Ховрин. – Куда ж ты?
– В большую деревню.
– И нам туда же, – сказал Ховрин, кладя свой чемоданчик в кузов.
Ослепленный светом фонарика, шофер только теперь разглядел, что перед ним командиры. Обращаясь к Лунину, как старшему из двоих, он сказал совсем по-другому, почтительно и серьезно:
– Туда проезда нет, товарищ майор.
– А как же ты?
– А уж я как-нибудь, мне надо.
– Нам тоже надо, – сказал Ховрин и полез в кузов.
Шофер предложил Лунину сесть рядом с собой в кабину, но Лунин отказался.
– Я уж лучше на вольном воздухе, – сказал он. – Вместе с товарищем.
Они уселись на соломе, прислонясь спинами к задней стенке кабины, и понеслись.
В кузове раскачивалась, звеня и лязгая, пустая металлическая бочка из-под бензина. Они отпихивали ее ногами – то Ховрин, то Лунин, – но через минуту она накатывалась на них снова. Укрощение этой бочки некоторое время занимало все их внимание. Но мало-помалу происходящее вокруг настолько отвлекло их, что они забыли о ней.
Выстрел – разрыв, выстрел – разрыв. Теперь ясно было слышно, что выстрелы слева, а разрывы справа. И выстрелы и разрывы становились все слышнее, но заметно было, что машина везет их к разрывам, а не к выстрелам. Вспышки при каждом разрыве стали так ярки, что Лунин всякий раз на мгновение видел и свои ноги, и бочку, и задний борт машины, и шоссе между зубцами леса.
Потом к выстрелам и разрывам присоединился третий звук – воющий, протяжный, непередаваемо отвратительный.
– Что это? – спросил Ховрин.
Он, по-видимому, никогда еще не слыхал воя летящего снаряда. При каждом выстреле он втягивал голову в плечи, вслушивался и не дышал, пока снаряд не разрывался.
Машина все прибавляла ходу, и они стремительно неслись, подскакивая на слежавшейся соломе. Бочку они уже больше не отпихивали, а только оба придерживали ее ногами, чтобы она не накатилась на них. Разрывы грохотали уже совсем близко и были оглушительны, как раскаты грома.
Потом Лунина подбросило и опрокинуло плашмя на дно кузова. Оглушенный грохотом и ослепленный светом, он почувствовал, как бочка перекатилась через него. Земля обсыпала его всего, земля залепила ему лицо. Он отпихнул от себя бочку и присел, стараясь понять, цел ли. Понять это было нелегко, потому что все тело ныло. Одно было ему ясно: он все еще в машине, и Ховрин рядом с ним, и они мчатся.
Разрывы следовали один за другим, и при вспышках Лунин видел ободранные, обглоданные деревья. Бочка словно взбесилась – она то и дело накатывалась на них. В гуле, в мелькании света они мчались, мчались и мчались.
Потом Лунина снова тряхнуло и стукнуло о борт, на этот раз уже без всякого грохота. Машина как-то странно нагнулась всей своей передней частью, дернулась и остановилась. И эта внезапная остановка в такую минуту показалась им страшнее всего остального. Ховрин первым поднялся на ноги и заглянул вперед через кабину.
– Угодили передними колесами в воронку, – сказал он.
Машина, рыча, дернулась еще несколько раз, но безуспешно. Щелкнула дверца, мальчик-шофер выскочил на шоссе. Он что-то крикнул им, но Лунин не расслышал его слов, потому что опять раздался взрыв, совсем близко, и Ховрин повалился в кузов, а шофер куда-то под колеса. Но через мгновение он уже вскочил, и голова его в сдвинутой набок пилотке появилась над бортом кузова.
– Бегите в лес! – крикнул он.
– А ты? – спросил Ховрин.
– Бегите! Бегите! Я сейчас! – замахал он на них рукой.
Ховрин швырнул вниз свой чемоданчик и выпрыгнул из кузова. Лунин за ним. Они пробежали по лесу несколько шагов, как вдруг снова услышали отвратительный приближающийся вой.
– Ложись! – крикнул Лунин.
Падая, он схватил Ховрина за руку, чтобы заставить его упасть тоже. Краем глаза он видел, как огромные стволы, черные на фоне пламени, переломились, словно соломинки. Лунин подумал о шофере. Где он? Неужели остался возле машины? Они вскочили, пробежали, пригнувшись, несколько шагов и опять упали. Падать приходилось ежеминутно. Услышав вой снаряда, они падали, а потом, после разрыва, вскакивали и бежали дальше. Мокрые от росы ольховые прутья хлестали их по лицам. Они старались двигаться в прежнем направлении, вдоль шоссе, и не слишком удаляться от него. Лунин томительно думал о мальчике-шофере, который обманул его и остался на шоссе со своей машиной. Жив ли он еще?
– Потише стало, – сказал Ховрин.
Действительно, как будто стало немного потише. Разрывы гремели где-то сзади. Лунин и Ховрин падали реже: то ли вышли из-под огня, то ли немцы перенесли главный огонь на другой участок. Они стали заворачивать влево. Деревья расступились, и они опять вышли на шоссе.
– Ну что ж, пойдем пешком, – сказал Ховрин.
Но не успели они пройти и сотни шагов, как сзади услышали знакомый лязг – перекатыванье пустой бочки по кузову. Лунин остановился. Машина, дребезжа, выползала из тьмы. Лунин посветил фонариком. Машина остановилась, брякнула дверца кабины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29