— Да. С помощью такой штуки, — она изобразила пальцами прямоугольник. — Это заблестело и вошло мне в голову. Это легко. Это приятно. Это теперь поет в моей голове.
Маева бросила вопросительный взгляд на Денуае, а тот, чтобы старуха не поняла, ответил ей по-французски:
— Существо показывало Тюпютахи что-то вроде светящегося прямоугольника. Ты в этот момент, испугавшись, пряталась за скалой. Объект испускал голубоватое свечение и, казалось, загипнотизировал старуху. После ощущений, которые она нам сейчас столь наивно описала, можно предположить, что речь идет о каком-то гипнографическом аппарате, об инструменте, способном зафиксировать в ее мозгу песни и даже, может быть, смысл ронго-ронго, найденных нами на острове. Удивительнейшая вещь!
— А ты можешь пересказать нам смысл песни? — обратился он к аборигенке.
— Здесь говорится о каких-то великих делах, — предупредила она, прежде чем переводить идеограмму, а затем начала:
— Т’RUV поднялся очень высоко. Дома упали. Т’RUV все поднимался, а дома опускались вместе с холмами. M’houn ушел вместе с Bagivma; другие были мертвы. Живые пошли к большой земле в сторону восхода, к земле, где жили маленькие дикие люди. Новая жизнь началась для этих M’houn, но затем Т’RUV покрыл горы. Все.
— Спасибо, Тюпютахи. Конечно, — вздохнул этнограф, — все это очень интересно, но позволь спросить тебя об этом исходе. И вообще, кто были эти «M’houn»?
— Люди, — ответила старуха. — Люди, немного похожие на Tangata manu.
— А T’ruv, это Tirouvi? То есть «потоп»? — спросила учительница, которая, конечно, поняла это полинезийское слово.
— Итак, — констатировал Христиан, — эта история начинает приобретать более четкую форму. «Холмы опускались…» Может, там сказано, что их поглощал потоп? Или они опустились в связи с геологическим катаклизмом? Продолжай, Тюпютахи…
— Bagivma, — продолжала старуха, — это шары, которые летают.
— Светящиеся шары? — удивленно воскликнул Денуае. — Но как этот древний текст может сообщать об аппаратах, способных переносить по воздуху людей, пусть даже и отличных от нас, но все же современников потопа?!
— Ты просил меня объяснить ронго-ронго, я тебе и объясняю. Дай мне другие, и я тебе их пропою.
— Завтра я тебе принесу фотографии многих ронго-ронго. Ты можешь держать их у себя столько, сколько нужно, чтобы перевести. А, кстати, твой Аку-Аку придет завтра?
— Manana? Guien sabe? Он приходит, когда захочет.
— Если вдруг он придет, скажи ему, что я хотел бы с ним встретиться, — проговорил он после короткого колебания.
Учительница, услышав эти слова, беспокойно вздрогнула. А старая полинезийка отрицательно помотала головой, не выказывая никакого удивления.
— Он не хочет тебя видеть. Может быть, позже. Он мне сказал об этом перед тем, как ушел.
— Любопытно, — пробормотал этнограф, как бы про себя. — А ты понимаешь, что он говорит? Кстати, на полинезийском или на… современном языке? Или на каких-нибудь других языках?
— Конечно, я его понимаю. Несколько раз разговаривала с ним на испанском. А однажды он принес книги, разложил их на столе, пока мы разговаривали. Они были в сумке из стекла.
— Как это из стекла? Ты хочешь сказать — в прозрачной сумке?
— Да. Но она была закрытая и мокрая. Он разрешил мне их посмотреть. Там были картинки — большие дома, люди, огромные джипы, еще больше, чем у губернатора.
Этнограф нарисовал грузовик в блокноте.
— Такие?
— Да. Такие джипы. А в одной книге были цветные рисунки. Он сказал, что это Рапа-Нуи, но очень маленький, — с пренебрежением проговорила она. — Было еще много других рисунков.
— Может быть, это был атлас? — удивленно спросила Маева. — Где же он взял эти книги?
Старуха усмехнулась своими тонкими губами.
— Он сказал, что… украл их на других островах. Он очень сильный, мой Аку-Аку, — с восхищением уточнила она. — А теперь я устала и хочу спать… — закончила Тюпютахи без перехода.
Этнограф поднялся.
— Завтра мы принесем тебе много фотографий ронго-ронго.
— А подарок?
— И подарок, — пообещал он.
Шаги этнографа и учительницы мало-помалу затихли на склоне Рано Као, и тогда из-за одного обломка скалы медленно поднялся чудовищный силуэт. Странное существо повернуло голову в сторону берега, провожая взглядом молодых людей, и его правый глаз при этом горел, как рубин.
Тангата Ману издал нечто вроде кряканья и неуклюже, вперевалку направился к лачуге старухи. Затем заскреб когтями по дереву двери. Старая Тюпютахи немедленно открыла и приняла так называемого своего Аку-Аку с выражением живейшего удовлетворения.
— Входи Коалт-Иоха… Они только что ушли… Я им рассказала все, что ты велел.
Монстр издал глухое ворчание и согнулся, чтобы проследовать за Тюпютахи в ее более чем скромный домишко. Сверкающее тело существа издавало совершенно тошнотворный запах «тухлятины».
Глава VI
А на острове Моту-Ну и члены экспедиции окружили предусмотрительно оставленный вчера перед входом в пещеру сундучок. Жанна Мансуа поставила портативную машинку на плоский обломок скалы. Археолог Бернар Леруа, встав на колено, склонился над сундучком. Тут же в нижней части ящика засияли восемь лепестков и раздались щелчки, а кулиса задвигалась.
— Эта штука опять начала работать, — ответил он. — Хорошо, что это не адская машинка, а просто фотокамера.
— Да, — подтвердил этнограф. — В этот самый момент некие странные создания, скрывающиеся бог знает где, фиксируют наши лица, склонившиеся над ящиком. Любопытно себя чувствуешь, зная об этом, не правда ли?
— М-м-м… — пробормотала Жанна. — Выходит, что эта штука была предназначена для фиксации тех, кто когда-нибудь откроет камеру, рано или поздно обнаружив ронго-ронго, спрятанные в пещере…
— У вас, Денуае, нет сомнении относительно своих действий?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36