Река мерцала в ночи длинными неясными огнями, на горизонте светился воздух над бесконечным мегаполисом, и вспыхивали в небе, рисуемые лучами лазеров на аэрозольных туманах, изречения пророка, рекламы, призывы и лозунги. Этот ночной пейзаж и мелодии порождали в воображении Нури странные образы, гнетущее ощущение полного отрыва от природы.
Нури очнулся от раздумий: браслет Амитабха на левом запястье упруго сжимался, требуя внимания. Внеурочный вызов?! Нури незаметно удалился, и никто не обратил внимания, здесь каждый приходил и уходил когда хотел. Нури поднял руку: на экранчике светились позывные Олле…
* * *
Полицейский бронетранспортер был отлично оборудован — водяная пушка, пулемет с запасом магазинов, катапульта-гранатомет. Техники-язычники вместе с Нури многое в нем усовершенствовали. Фильтр снизу гнал столь мощные потоки очищенного воздуха, что даже в открытой кабине можно было обходиться без масок. Вооруженные силы Министерства всеобщего успокоения располагали добротной техникой подавления.
Водитель-центурион гнал машину, преданно поглядывая на веселого Олле и его гигантского пса.
— Ну что, сержант, — Олле положил руку водителю на плечо, — ударим по этой сволочи? Не боишься?
— С вами нет, генерал!
— И правильно. Пока мы живы — смерти нет. Помрем — нас не будет. Только не генерал я. Лейтенант армии Авроры.
— Генерал.
Дин засмеялся:
— А что, Олле. Был же у гладиаторов Спартак-император.
Бронемашину обгоняли лимузины обывателей, — судя по эмблемам, это были в основном агнцы. Пророк устраивал очередное действо где-то на окраине. За городом, который, казалось, не имеет конца, посветлело: в ущельях окраинных улиц, образованных стоэтажными коробками жилых ульев, темнело чуть ли не сразу после полудня. Осталось позади безнадежное «Перемен к лучшему не бывает!». Этот излюбленный лозунг официальной пропаганды малиново светился на черном облаке, образованном над ближними теплицами. На обочинах, устраиваясь на ночлег, копошились бездомные, использованные респираторы и пластиковые коробки от бесплатного вечернего рациона аккуратной лентой были уложены по обе стороны магистрали в стороне от проезжей части. Граждане Джанатии, те, что на обочинах, трогательно заботились о чистоте своего отечества.
Полицейские посты пропускали машину беспрепятственно, патрульные вертолеты пролетали не задерживаясь: бортовой компьютер обеспечивал соответствующий отклик на запросы. По мере удаления от города исчезли бездомные, контроль над магистралью слабел. Мутный солнечный диск был почти у горизонта, когда километрах в двадцати от резиденции Джольфа IV они свернули в развалины. Здесь был замаскирован орнитоплан Олле. На сиденье его угнездился Нури, положил на колени сверток. Он поднял машину в воздух, сделал круг.
— Как это принято говорить: все, братья мои язычники, я пошел.
С земли ему сотрясающим лаем ответил Гром.
— Теперь гони! — сказал водителю Олле. Они сразу выбрались на шоссе. — Мы в пределах досягаемости радаров, и охрана сейчас увидит нас. И пусть видит, скоро мы исчезнем.
Пустынное в это время шоссе после суеты городских окраин смотрелось непривычно. Кое-где попадались заброшенные многоэтажки, вода давно уже подавалась только в городские дома, в городе же были сосредоточены и основные перерабатывающие предприятия: скученность и теснота в Джанатии считались экономически оправданными. Безлюдье и заброшенность были бы даже приятны Олле, но пейзаж портили необозримые свалки.
— Они станут многолетними источниками сырья, когда мы получим от вас безотходную технологию и бесплатную энергию.
— Как вы сказали, Дин?
— От вас, я сказал. От вас… генерал, иначе зачем вы здесь?
Олле смотрел на дорогу, ту самую, по которой они с Дином несколько месяцев назад (черт, как бежит время) мчались в лимузине Джольфа, отличная была машина, а дорога сейчас совсем по-другому смотрится.
— Нури говорит — мы не должны вмешиваться.
— А дети? — скрипучим голосом сказал Дин.
Олле молчал.
— А отравленная вода? А дышать людям нечем?
Олле молчал.
— Вы не смогли удержаться. И Нури не смог, я же вижу. Да и кто сможет пройти мимо, если ребенка убивают. В этом случае нет и не может быть оправдания невмешательству. Невмешательство, вообще, выдуманная античеловеческая, антигуманная позиция. Накорми голодного, помоги болящему, напои жаждущего, будь милосерд — в этом основа жизни. И тот, кто раз отступился от этого, тот потерял себя и себе не простит.
— Я в километре от цели. — Голос Нури был деловит и спокоен. — Тут освещенная аллея и хорошо просматривается полянка, полагаю, та, где расстреливали пони. Здесь и приземлюсь. Работайте. Сейчас будет много крику.
Экран локатора покрылся рябью, водитель потянулся к верньеру.
— Забудьте про автоматику, сержант. — Дин натянул шлем. То же сделали остальные. Олле посадил перед собой пса и зажал его голову между своими коленями. Они на полном ходу приближались к ребристому участку дороги, охраняемому дюжими приемышами. Олле посмотрел на часы, все шло минута в минуту, как и было рассчитано.
Завидев полицейскую машину, один из приемышей, сняв маску, вышел на середину шоссе и картинно застыл, улыбаясь. Второй, который сидел за панелью боевого лучемета, тоже встал.
И в это мгновение Дин включил сирену. Это был не тот инфразвук, которым пользовалась полиция в городских условиях, чтобы страху нагнать. Многократно усиленный — об этом Нури позаботился заблаговременно, — он сминающим ужасом словно сдул приемышей с дороги. Вмонтированные в шлемы поглотители низкой частоты смягчили удар инфразвука для сидящих в машине, но Олле ощутил, как вздрогнул и ощетинился Гром, услышал его вой и еще сильнее сжал голову собаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151