— Товарищ профессор, я член организации с улицы Ньютона. После вчерашнего налета многие считали, что вы нас предали. Часовой у двери тоже из наших, он всю ночь придумывал, как бы вас убить, товарищ профессор. Других солдат мы не знаем.
Я не мог вымолвить ни слова.
— А меня, товарищ профессор, утром послали из дворца сменить часового и дали особый приказ: во что бы то ни стало вас застрелить.
Не помню, спросил ли я его о чем-либо, но очевидно, спросил, потому что солдат продолжал:
— Нет, приказ отдал не заместитель, а сам президент. Он велел пристрелить и часового, коли потребуется, если тот станет мешать мне… И приказал торопиться… Тогда я понял, что вы наш товарищ, а не предатель. Я очень спешил, ведь мне были известны намерения ночного часового… Я пришел вовремя, теперь мы вдвоем будем охранять вас.
Пока он говорил, снаружи поднялся какой-то шум. Солдат открыл дверь, чтобы позвать товарища. В этот момент в конце короткого коридора я увидел диктатора. Он приближался, словно в кошмарном сне, правая рука его неподвижно висела, в левой был зажат пистолет, и он размахивал им над головой. Спотыкаясь, он дошел до нас и буквально ввалился в лабораторию, растянувшись у наших ног.
— Проф, — едва слышно простонал он, — проф, помогите. — И потерял сознание.
Я перевернул его на спину и увидел, что правая сторона мундира сплошь в крови — в темном коридоре это было незаметно. Ночной страж хрипло сказал:
— Ночью начался штурм… Пристрели его!
Второй солдат нерешительным движением поднял винтовку, ствол очертил дрожащий круг… Я бросился к нему.
— Игра еще не кончена! — вскричал я. — Ни один из нас не может взять на себя ответственность за смерть президента. А он и так дышит на ладан… Помогите поднять его сюда, — обратился я к опустившему ружье солдату.
Не знаю, что побудило меня положить президента на стол, выдвинутый из машины для черепных операции. Потом я попросил обоих солдат никого не впускать в лабораторию без моего разрешения.
Я стянул с него мундир, рубаху и ахнул. С правой стороны зияла огромная рана от разрывной пули — выстрел был произведен сзади. Кое-как я перевязал его и привел в чувство.
— Что с вами произошло? — спросил я.
— Проф, помогите, — простонал он. — Кажется, меня преследуют, — он попытался подняться. — Я погиб, проф, если вы мне не поможете. — Он тревожно глядел на меня взглядом Фельсена.
Мысли вновь с бешеной быстротой закружились у меня в голове. Вечером, прибыв в институт, я для проформы расспросил преемника Фельсена о том, что у нас нового. Наряду с прочими делами он доложил, что в институте лежит безнадежный больной с тяжелым повреждением мозга. Рана диктатора тоже смертельная, в этом нет сомнений. Я подошел к телефону и распорядился, чтобы больного с повреждением мовга подготовили и срочно привезли в специальную лабораторию. Солдатам я приказал впустить лишь санитаров, которые привезут больного. Всем остальным вход воспрещен.
Диктатору я сделал инъекцию, ввел укрепляющие препараты и постарался поддержать в нем бодрость духа, расспрашивая о случившемся. Из того, что, запинаясь и пропуская существенные моменты, он рассказал, я составил следующую картину.
Вчера вечером по различным признакам президент понял, что заместитель готовится к решающему удару. Однако в последние дни и президент не терял даром времени и пытался собрать вокруг себя силы, хотя ему очень мешало то обстоятельство, что враги Кабана, ранее группировавшиеся вокруг руководителя пропаганды, из-за казни своего вожака перешли в оппозицию к диктатору. Теперь он не мог на них положиться. Ему удалось собрать всего несколько человек для обеспечения личной безопасности… Сегодня на рассвете к нему явилась взволнованная домоправительница и, вся дрожа, рассказала о намерениях заместителя. Президента возбудило приближение опасности, а его влечение к этой женщине все усиливалось. По его словам, непонятным для него самого образом он совершенно потерял над собой власть и с животной страстью набросился на нее, не обращая внимания на ее сопротивление и не слушая криков о помощи… Он опомнился, когда взбешенный Кабан, который, как выяснилось потом, предварительно застрелил двух часовых, в припадке неудержимой ревности позабыв о всякой осторожности, накинулся на него и принялся трясти, как собака крысу. Они вцепились друг в друга мертвой хваткой.
— Это была жестокая борьба, — диктатор тяжело дышал. — Знаете, проф, я ведь неплохо владею дзю-до, — он слабо улыбнулся. — Только благодаря этому я смог как-то противостоять его бычьей силе. Пока мы возились, я заметил в руках доведенной до безумия женщины выпавший у меня из кармана пистолет. Я сделал быстрое движение, и мой враг оказался между мною и пистолетом. Раздался выстрел, он выпустил меня и упал навзничь… — Внезапно диктатор умолк, закашлялся, на губах показалась кровавая пена. Затем, прерывисто дыша, все время останавливаясь, он рассказал, как через открытую дверь, возле которой лежали трупы двух часовых, заметил приближавшиеся фигуры в военных мундирах. Снаружи доносились крики, шум, он бросился к потайной двери, но, прежде чем успел скрыться, получил пулю в спину. Оглянувшись, он заметил, как из руки лежавшего на полу заместителя падает револьвер…
Спотыкаясь, он выбрался во двор, доплелся до стоявшего там танка, приказал сидевшему в нем солдату везти себя в институт. Тот заколебался, тогда президент вытащил испуганного парня из машины, отобрал у него пистолет, сел, вернее, плюхнулся на его место и погнал сюда по улицам, заполненным вопящими толпами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14