Но пока нет разрешения администрации, лучше не нарываться на неприятность. И так уже её одиночные купания засекли, ворчат, что нарушает режим. Даже девчатам в палате не призналась, отчего вырядилась на пляж в брюках.
Гали запаздывал. Вот уже по настилу санаторского пляжа поехали на солнечные ванны. Теперь улизнуть тайком вряд ли удастся.
Через час стало ясно, что он не придёт. Но досада от сорванной поездки не могла заглушить приподнятого расположения духа. Со вчерашнего вечера что-то вдруг изменилось в ней. Всю ночь видела себя на коне с Гали. Как обнимал её, поддерживая, чтобы не упала.
Рано утром, когда к постели подошла нянечка, молодая, но отчего-то всегда с печальными глазами много повидавшего человека, Айка тихо сказала: «Алла, вы даже не представляете, как вы счастливы». Нянечка удивлённо взглянула на неё и растерялась так, что не нашла ответа. «Да-да, — улыбнулась Айка, — многим для счастья не хватает всего лишь воображения».
Даже к девчонкам городского пляжа Айка сегодня испытывала нечто вроде снисходительной симпатии. Так, должно быть, относятся к младшим старшие сестры, которым есть что скрывать.
Надвинув на глаза панамку, она вмиг ощутила, как подкатывает к груди ознобный холодок перед чем-то неизведанным, медленно надвигающимся на неё. Что-то должно было сейчас случиться, и она приготовилась. Тело напряглось струной, а уже через минуту расслабленно поплыло в чем-то зыбком, ещё не оформившемся в образы.
Вначале показалось, что понесло на Альфанту, к Юку, с которым не общалась уже дней пять. Но вот будто кто-то шепнул на ухо: «Эсперейя. Будущее землян».
Планета вынырнула из красно-синего кокона, вертящегося в облачке матового тумана. Города, искусно имитирующие пчелиные соты и птичьи гнёзда в кронах деревьев, люди, похожие на землян, но с иным выражением лиц, несущих на себе печать неведомого знания, неведомых чувств… Человек, внезапно выросший перед ней, был странно похож на кого-то. Вот только на кого? От попытки выяснить это заломило в висках.
Часть 3
Чрез человека
Он знал, что сидит в кресле, опутанный электродами, датчиками, но душа или то, что называют ею, далеко за тридевять земель отсюда. Зрительные образы, настолько яркие, что вызывали чувственные ощущения, обволакивали его, втягивали в действие, и он порою терялся: где все-таки находится, на Эсперейе или на Земле?
«Ну почему, — отчаянно билась мысль, — почему лишь вдали от родной планеты можно в полную меру, с такой восторженной силой и глубиной постичь земные зори, бесконечность степных пространств, торжественность храма лесов, синеву неба и вод? Почему, лишь потеряв то, что дорого сердцу, осознаешь суть утраченного?»
Брызги прибоя окатили с ног до головы. Он сделал шаг назад, разбежался и бросил тело в сверкающую зелень волн. Солнце обнимало воздух и расплёскивало свой неистовый жар, превращая его в ласку и тепло, «Хорошо, хорошо-то как!» — бормотал он, энергично загребая руками. Обернулся к полоске пляжа и не узнал его: величавый берёзовый лес раскинулся на том месте, где минуту назад был жёлтый песок. И выходил он уже не из пенного прибоя, а шёл босиком по росной траве. Слева, из стеклянной глубины озера, медленно поднималось раскалённое светило, превращая белесую долину в розовую утреннюю праздничность. Смущённо заалели стволы берёз, шустрая звонкая пичуга протренькала всему миру, как чудесно жить на Земле. Он вошёл в лес, и все вокруг затрепетало, зазвенело в золотом ливне льющихся сквозь листву лучей. Он шёл и шёл напрямик, впереди мерцали дрожащие в утреннем мареве деревья, и не было конца их стройным рядам. Вдруг лес распахнулся, и он оказался в родительском доме, где мать подавала тарелку дымящегося ароматного борща, а напротив сидел отец и шуршал газетой. Сам же он был мальчишкой с ободранными, загорелыми до черноты коленками и ссадинами на руках. И так хорошо, так покойно и благостно было на душе оттого, что родители живы, что борщ вкусен, а за окном ждёт дружок Вовка со спиннингом и пластмассовым ведёрком.
Потом опять все заволокло туманом, из которого медленно выплыл нежный овал девичьего лица. Лёгким касанием руки девушка повернула его голову, и он увидел в кресле мужчину средних лет, такого розовощёкого, будто тот выскочил из-под душа высокого давления. Человек сидел под приподнятым прозрачным колпаком и пристально разглядывал его: очень знакомый лоб, губы, глубоко посаженные глаза… Долго вглядывались друг в друга, пока наконец пришло понимание, что смотрит в зеркало.
— Стас Радов, вы слышите меня?
— Лия? — узнал он лаборантку, — Никак не привыкну.
— Пора бы. — Ему подали стакан магнитной воды. Он кивком поблагодарил и заметил, как пальцы судорожно сжали стакан.
— А где остальные?
— Убедились, что все в порядке и ушли в двадцать пятую. Там сложная ситуация.
Пальцы рук и ног слегка покалывало, суставы окостенели, трудно было повернуть шею, согнуть колено. Он знал, что через полчаса это исчезнет: уже второй раз проходил процедуру КО — клеточного обновления, и всегда такая неприятная реакция. Вновь посмотрел в зеркало. Житель Эсперейи, восставший из праха , — незримо было начертано на его лбу. Точнее, житель Земли, ибо именно с Земли доставляли на Эсперейю контейнеры с реплигенами землян.
В кресле КО обновлялось не только тело — память с особой остротой возвращала первую жизнь . Почти месяц как бы заново переживаешь её отдельные эпизоды, яркие до иллюзий. В эти дни его комната наполняется голосами друзей и недругов, любимых женщин, близких и родных, безвозвратно утерянных, а теперь оживших не только в памяти, но и в надеждах, которым, быть может, со временем суждено сбыться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85