Впрочем, если тебе он придётся по душе, в накладе не останешься. С каждых десяти тюбиков плачу по червонцу. — Он встал и хлопнул Гали по плечу: — Я знал, что мы договоримся. Теперь идём, покажу хоромы. Через пару лет при усердии и сам сможешь иметь нечто подобное. Конечно, если будешь мозговитым. — Он шумно отодвинул стул и повёл Гали по коридору. — Вот, — не без удовольствия распахнул одну из дверей, и Гали увидел комнату с длинными рядами стеллажей, на которых выстроилось такое количество книг, что составило бы честь любой общественной библиотеке.
— Ничего себе! — присвистнул он.
Тяжёлые тома энциклопедий, блестящие позолотой и серебром собрания сочинений классиков, потемневшие от времени антикварные книги — и все это богатство в частной коллекции! Как бы удивилась этому великолепию Айка. Вспомнив об её увлечении историей, поинтересовался, есть ли что-нибудь историческое.
— А вот, две полки. Тут тебе и Карамзин, и Ключевский, и Тарле. Всего же у меня семь тысяч томов.
— Дали бы почитать Ключевского, — сказал Гали, выбрав фамилию позвучней.
— Ишь ты, я думал ты проще, — усмехнулся Батист, сдувая пыль со снятого с полки тома. — Разумеется, с возвратом.
— Мне бы ещё Флеминга, — попросил Гали любимого поэта Айки.
— И Флеминга знаешь? Есть, у меня все есть. — Он влез на стремянку, взял с верхней полки тоненькую книжицу. — На немецком умеешь?
Батист что-то непонятно прокаркал, вероятно, желая убедиться в его знании языка.
— Зябко здесь. — Гали поёжился, и хозяин отдал распоряжение долговязому, чтобы тот принёс одежду. Вскоре перед Гали лежали новенькие брюки, жёлтый шерстяной свитер и сандалеты.
— Можешь не возвращать, дарю. — Батист раздвинул в улыбке рот, и Гали заметил странное чередование зубов: белый, золотой, белый, золотой…
Брюки оказались слегка коротковатыми, с ярлыком какой-то иностранной фирмы. Пока он одевался, Батист с Пашкой раздражённо переговаривались за стеллажами, но слов было не разобрать. Когда они вышли оттуда, глаза Пашки были злыми и красными.
— Вот и отлично, — удовлетворённо хмыкнул Батист, увидев одетого Гали. — Пошли дальше. — Он толкнул ногой дверь, ведущую из библиотеки в другую комнату, смежную с ней. Гостиная впечатлила Гали меньше, хотя и здесь было на что посмотреть. Деревянные панели, ковры под ногами — все, как в обычной мещанской квартире, но одну из стен сверху донизу заполнял вернисаж художников-пейзажистов, маслом и акварелью живописующих красоты родного края. Классические полотна соседствовали с модернистскими, отчего выставка выглядела пёстро, откровенно безвкусно. Вдоль другой стены вытянулись два шкафа с образцами геологических пород за стеклянными дверцами. Здесь были осколки яшмы и оникса, россыпь местных самоцветов, куски известняка с отпечатками рыб и крабов. Рядом стоял небольшой станок для обработки камней — вероятно, Батист занимался ювелирным делом.
— В прошлом я геолог, — пояснил он, подметив интерес гостя к столь необычной коллекции. — Но время меняет нас. Здоровье уже не то, осел на месте и точу потихоньку камешки.
«Выходит, не только форта тебя кормит», — подумал Гали. Следующую комнату он окрестил про себя телевизионной, так как здесь стояли три приёмника — цветной, черно-белый и видеомагнитофон. К потолку был подвешен настоящий морской колокол.
Впустив Гали, со словами: «А вы прогуляйтесь», Батист захлопнул дверь перед Пашкой и Лешим, включил цветной телевизор и, кивнув гостю на диван, развалился в кресле.
— Уже покойничек, а соловьём заливается, — мотнул он головой в сторону поющего на экране старого певца с одышкой, давно уже отошедшего в мир иной.
— Косточки сгнили, а он все поёт. Это ли не прогресс? — Он закурил длинную тонкую сигарету, бросил пачку Гали, задержал дым в лёгких и медленно, с наслаждением выпустил через ноздри, стряхнув пепел на ковёр.
— Так вот. — Холодная фольга его глаз скользнула по гостю. — Каждый приличный город имеет своих паразитов. Наш не исключение. Если откровенно, то я — паразит. Но с маленькой поправкой: трудолюбивый паразит. Все, что ты видел в моем доме, нажито вот этими руками, — он помахал по-женски пухлыми коротковатыми кистями с толстыми пальцами. — Когда-то я был умненьким-благоразумненьким, ходил на службу от сих до сих, с геопартиями мерял матушку землю, потом все осточертело. Понял, что можно жить проще, легче и приятнее. А тебе никогда не приходило такое в голову, или ты собираешься всю жизнь таскать ящики на своём горбу?
— Почему всю жизнь? Отслужу, получу какую-нибудь специальность.
— В том-то и дело, что «какую-нибудь». Сам не знаешь куда приткнуться. Ты понравился мне, и я хочу иметь с тобой дело не только по поводу форты. Бросай-ка свой магазин, возьму в помощники. Могу и от армии избавить. Для стажа будешь потихоньку, пару часов в день, где-нибудь прирабатывать. Остальное время — для райской жизни. Рыбку ловить с баркаса будем, научу тебя ювелирному мастерству. Правда, я не зарываюсь в него, лишь ракушки обтачиваю: камень много усилий требует, а там, где большие усилия, там меня нет. Эти, — Батист повёл глазами в сторону двери, за которой остались Пашка и Леший, — не подходят мне. Тебя же за сына приёмного считать буду, и, ежели оправдаешь моё доверие, все в этом доме будет твоим и даже сам дом. Приноси из общежития свои манатки, отдельную комнату выделю па втором этаже. Ну как, нравится мой план?
— Надо подумать, — внезапно осевшим голосом сказал Гали. Батист вызывал в нем брезгливость и в то же время притягивала его властная уверенность в своём могуществе, способность устроить чью-то жизнь, пусть даже подлым образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85