Нам опять принесли кофе с рогаликами, и мы стали смотреть выпуск. На экране показывали девушек, выходящих из моего дома, а комментатор называл все имена до единого.«Сегодня ночью полиция ворвалась в заведение мадам Ксавьеры. Она считается королевой девиц по вызову, говорят, что она дирижирует девицами и клиентами по всей Европе». Уф! Хотя бы обо мне говорили довольно благопристойно.В восемь утра, после информационного выпуска, полицейские объявили, что нас повезут в тюрьму Томбс и что журналисты ждут у выхода из комиссариата. Мы решили загримироваться, как у кого получится. Флавиа нарисовала себе тушью для ресниц усы, волосы закрепила резинкой и надела мужскую шляпу, которую утащила у одного из полицейских.Я надела черные очки, подняла волосы и спрятала их под мужскую шляпу. Лучше всех переодели Кальвина. Я дала ему легкое платье, которое мне удалось впихнуть в свою сумку. Он накрутил его на голову, как тюрбан, и даже сделал себе вуаль, закрывшую его лицо до носа, наподобие арабской.Мы вышли из участка, закрывшись газетами, и сели в фургон, который должен был доставить нас в тюрьму.Нас грубо толкали вдоль грязного, узкого тюремного коридора. Мы прошли мимо камеры, где находились травести, которые, чтобы выглядеть мужественнее, уродовали себя безобразными шрамами. Надо, впрочем, заметить, что это получалось довольно сносно. Мир любит обман – так и обманывай его вовсю!..После «приятного пребывания» в тюрьме Томбс я была уже в Рикерс-Айленд. А ведь два года назад о тюрьме у меня было такое же смутное представление, как об обратной стороне Луны. Ну, а теперь, если я еще раз здесь побываю, то буду наизусть знать все надписи на этих осклизлых стенах.Два года назад мой дом был пристанью удовольствий, где каждому было хорошо. Теперь же это тяжкая ноша, которую нужно нести, словно черепахе свой панцирь, от одного налета полиции до другого. Правда, за эти два года, пока я поднималась по ступенькам иерархии нью-йоркской проституции и превратилась в самую значительную «даму» города, радостей у меня тоже было немало. Так почему же полиция все время преследует меня? Зачем нужны эти огромные залоги, тяжелейшие штрафы, все более значительные гонорары адвокату, взятки? Кому мы мешаем? Когда я думаю об этом, я говорю себе, что какая-нибудь секретарша вполне могла бы заработать столько же, сколько и я за последний год.Наконец явился Ларри с деньгами для залога. Я потом узнала, что моему адвокату пришлось разыскивать его три часа. Ну, а теперь у меня денег еще меньше, чем у секретарши. Правда, я снова на свободе и еду в город с Ларри. Мне остается начать все сначала.Ларри паркует машину у здания, где я живу. Что ж, я сниму другое помещение, я сообщу моим клиентам, где они смогут меня найти, снова соберу своих девушек. Я вновь буду доставлять удовольствие мужчинам и женщинам. Я без этого просто не могу и, если уж сказать вам всю правду, – я очень люблю свою работу. 2. СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО Только не думайте, что я бедняжка, у которой было трудное детство и которая поэтому-то так и кончила. На самом деле все наоборот. У меня прекрасное происхождение и выросла я в атмосфере взаимной семейной любви.Родилась я в Индонезии, а затем получила полное европейское образование. Мои родители и я, мы втроем говорили на двенадцати языках, а я лично – на семи, причем совершенно свободно.Моя мама, очень импозантная блондинка франко-германского происхождения, была решительна и серьезна, что не мешало ей быть очень милой и преданной семье. Она была второй женой моего отца. Его первая жена была русской балериной, из белых эмигрантов. Сразу же после развода она уехала, забрав с собой единственную дочь. Несмотря на разницу характеров и личностей, брак моих родителей оказался весьма удачным. Правда, иногда мой отец, случалось, засматривался на какую-нибудь красивую девицу, но, без всякого сомнения, глубоко любил маму.Я всегда обожала отца. Он был человеком, каких сейчас уже нет: настоящим интеллектуалом, жизнелюбом, прекрасным рассказчиком, влюбленным в искусство, и, наконец, личностью очень щедрой. Его карьера врача сложилась удачно: у него была большая больница на одном из островов голландской части Индонезии. Позже я узнала, что у нас было еще два дома, похожих на дворцы. В обоих домах работало много прислуги.Когда японцы захватили острова, мы все потеряли, а моих родителей и их новорожденного ребенка, то есть меня, отправили в концлагерь.Все три года оккупации мой отец много страдал. Его «преступление» заключалось не столько в том, что он являлся голландцем, сколько в том, что он был еще и евреем. Немногие знают, что в юго-восточной Азии японцы были такими же антисемитами, как немцы в Европе.В лагере, где нас держали, над входом по-японски было написано: «Евреи».Мучили и мою мать. Вся ее вина была в том, что она вышла замуж за еврея. Однажды в страшную жару ее заперли на пять дней в барак, наполненный трупами. Это за то, что она, доведенная до истерики, потребовала добавить к рациону немного риса и воды для меня, а я в это время болела дизентерией.Моего отца часто подвешивали за руки на дерево, чтобы ноги не доставали до земли, и оставляли так на тропическом солнце. Если его не убили, то только потому, что им нужны были его знания. Его разлучили с семьей и отправили в другой лагерь, где назначили врачом. Он один должен был лечить больше тысячи женщин и детей. Это тоже была своего рода пытка, особенно для человека, который не мог выносить страдания других людей.Потом он рассказывал нам, что едва не сошел с ума от постоянного беспокойства за свою жену и дочь. По злой иронии судьбы он снова увидел меня лишь через два года после разлуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79