- Где именно?
- На табурете. Рядом с машинкой.
- Нет. Я бы ее заметил, штуку эту. Ну, четки. Я как раз, когда в гости прихожу, не знаю, куда руки девать. У Гатаева их не было. Но...
- Что?!
- Знакомая финтифлюшка! - говорит Ю. А. Дробышев, сдирая с себя насквозь мокрый пиджак. - Дождина хлещет!.. А-а, чайком балуемся! - И берет у Бурилова четки. - Что, опять он здесь?!
Светлана подскакивает к и. о. редактора и тараторит, жалуясь на Бурилова. Бурилов хило ухмыляется и возражает, что автор - старый испытанный рабкор, что немного суховато, но тема актуальная - школьники на производстве, и типография на дыбы встанет, если опять опоздаем со сдачей номера.
- Я тебе опоздаю! - отрывается от чая "старик". Ему, ответственному секретарю, первому принимать удар и с типографией сражаться.
- Я же говорю! - говорит Бурилов.
- Старики! Ну что вы, старики! - увещевает пожилая очаровашка Сидорова.
А мрачноватый тип (Селихов, наверно) продолжает с машинисткой прихлебывать чай - не обращает внимания, привык.
Дробышев просматривает письмо, накаляется:
- А-а! Старый испытанный рабкор, говоришь?! Это ты его в печать подписывал, когда он писал "шефы на турнепсе складывали корнеплоды корнеплодами вниз"?! Нет, ты отвечай!
- Старики! Ну, перестаньте! Ну, старики!
- И что "энцефалитный клещ нападает на подмышки и пах"?! И что "лучшая защита - самоосмотр и взаимоосмотр"?! Нет, ты мне отвечай! Тоже ты в печать подписывал?!
Бурилов кричит: "Ах так?!" Ю. А. Дробышев кричит: "Ах, тебе еще не нравится?!" Сидорова кричит: "Старики, ну прекратите!" И "старик" кричит: "Я вам опоздаю! Чтобы в типографии как штык!" И обливает кипятком мрачноватого Селихова. И тот тоже кричит... И Светлана быстренько впадает в состояние "луп-луп".
Я все-таки рискую вклиниться и спросить:
- Кто он?
- А?! - спрашивает Ю. А. Дробышев. - Вы о чем?! И вообще, что вы здесь делаете, товарищ?!
- Я про четки. У вас в руках. Вы их узнали. Откуда. Чьи они?
- И я тоже хотел сказать, - подключается Бурилов. Ему перемена темы манна небесная. - Юрий Александрович, помните эти четки? У Пожарского? Помните?
- Ну?! - говорит Ю. А. Дробышев. - Помню! Ну и что?! Слушайте, товарищ Федоров! Нам, как видите, некогда... Так! - И оборачивается к "старику". - Я в типографии. На сверке. Чтобы с сегодняшним номером никаких задержек, никаких чепэ. Проследи. А с тобой... - И он грызет глазами пиита. - Впрочем, потом!..
Но мне с Буриловым на "потом" нельзя откладывать. Дверь за Ю. А. Дробышевым хлопает, и Бурилов говорит:
- Запарка, вы понимаете. На место Гатаева еще не взяли никого, а лето - мертвый сезон, половина в отпусках. Вот и запарка. Вот он и срывается иногда. Так что вы не обращайте внимания.
Я не обращаю внимания. Я снова обращаю внимание Бурилова на четки. Тот говорит, что видел их не у Гатаева, а давно уже, три года назад, у Пожарского. Что это такой... такой...
Тут вспоминаю, что материалы хранятся до возможного суда, и прошу Бурилова не отвлекаться. А то Ю. А. Дробышев наябедничает - Федоров Михаил Сергеевич сорвал выпуск номера, отрывая сотрудников газеты от своего прямого дела.
Только вот нашел бы мне Бурилов все про Пожарского. Фельетон? Да, и фельетон. И все бумаги, которые с ним связаны. В архиве же сохранились?..
Вот что выясняется. Пришло письмо от девиц из соседнего городка небольшого, но молодого, растущего и современного. Девицы живут в одном общежитии, и Родион Николаевич Пожарский - начальник ЖКО. Большой человек по масштабам города... Девицам - от семнадцати до сорока. Держал он их как в монастыре. Чтобы не было "всяких безобразий", мужчинам вход запрещен... Такое письмо от девиц...
"Есть такая сказка. Жил-был король. У короля был сын, принц-наследник. Однажды наследник, играя в саду, упал с дерева и... всего-то набил себе шишку. Но король страшно перепугался за сохранность династии, издал указ: "В окрестностях дворца все деревья спилить!" И спилили... Очень радикальное средство! Но не будем рассказывать сказки..." Такой фельетон Гатаева "Терем-теремок".
Решаю, что перебирать все эти бумаги лучше дома, а не в редакции, куда может вернуться Ю. А. Дробышев и увидеть, что товарищ Федоров, который ему "уже вот тут!", еще и в редакционных архивах копается. Спрашиваю позволения у Бурилова. Он позволяет, он ведь тоже не хухры-мухры, а отдел писем как-никак! И может архивом распоряжаться, да! Вовремя для меня Ю. А. Дробышев на него напустился...
Еще спрашиваю, а чем дело кончилось. А дело не кончилось. И Пожарский после фельетона сильно обиделся, писал в редакцию, в райком, прислал даже "открытое письмо тов. Гатаеву". Но старый редактор эту "открытую" глупость "закрыл" и снова Гатаева туда отправил - по следам выступлений. Пожарский человек немаленький - бомбардировать стал. Редактору в выдержке было не отказать... И когда он, редактор, комиссию организовал и приехали из обкома, то многое выяснилось. Например, что подписи жильцов под "открытым письмом" достигались простым: "Подпиши, а то жизни не будет". И наоборот, когда комиссия приехала, тот же Пожарский вызывал к себе тех же жильцов: "Скажешь, что подписала под нажимом, опять же жизни не будет". А той, которая письмо в редакцию организовала... ну, вот это, с которого все началось... так он ей даже выселением грозил из общежития... Там вообще такая история была!.. Дробышев что делал? Он тогда в больницу слег. Язва у него, что ли, обострилась... Но сразу после суда, который редакция выиграла, поправился.
Я вспоминаю Короля Артура и думаю, что он зря торопился-суетился со своей тысячей. Нет, не поставил бы Дробышев фельетон старинного друга Гатаева. Как бы чего...
Да! Комиссия ведь поработала тогда:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18