– Чего но квартире шляетесь? Паралича захотели?
Прошли в кабинет. Уселись в кресла напротив друг друга. Татьяне хотелось сигару, но она опасалась за артериальное давление профессора.
– Ну? – спросила она. – Что за паника на корабле?
– Братец ваш Никитушка объявился в Лондоне, вот что! – ответил Делох. – Приехал шотландские корни изыскивать…
– Ну и что? – спросила Татьяна. – Из-за этого стоило вам, больному, так переживать?
– Это не все, Танечка, – продолжал Делох. – Это только полдела, а настоящая беда в том, что пропал ваш братец, исчез…
– Куда исчез? – недоуменно переспросила Татьяна.
– А мы с ним договорились на прошлые выходные вместе посидеть в библиотеке Британского музея, ему-то ведь надо! А он и пропал, в тот уик-энд пропал и не звонит…
– Может, бабу или кого еще типа бабы нашел, – размышляя, пробормотала Таня.
– Да нет, – возразил Делох, – я в гостиницу «Маджестик» звонил, они в рисепшн сами обеспокоены – неделю, как постояльца нет, номер уже три дня как не оплачен, вещи Никита не забрал свои из номера, точно что-то случилось!
– Случилось, – кивнула Татьяна.
– Я вот еще что, роясь в Никиточкином деле, нашел, кстати, – совсем по-старчески причмокивая губами, добавил профессор, – там вдруг в шотландских родовых описях, между страницами, специально уже отобранными для Никитушки, где по вашей родословной, там обнаружил вдруг листок со стихами, не знаю чьи, но похожи на Бернса, и там строчки такие есть… вот…
The bluebird was one
When catcher was gone…
Then prayer was done
And two blackbirds were flown…
– И написано чернилами, бумага старая, желтая совсем, но, что важно, посвящение поглядите!
И профессор протянул бумагу Татьяне. Она глянула на листок и обомлела…
Поверх колонки рифмованных строчек было написано:
My sweet lady M…
И далее было:
When I see you again
Your servant am I
And will humbly remain
Just heed this plea, my love
On bended knee my love
I pledge myself to you again
Oh, Tanya my sweet
I wait at your feet
The sands have run out
For my lady and me
When love is high, my love
Wedlock is nigh, my love
Life is secure with you, my love…
– Была одна птичка голубая, а вылетели потом две птички черные – к чему бы это? И откуда взялся этот парафраз старинного стихотворного посвящения леди Джейн, известного вашему поколению по знаменитой перепевке «Роллинг Стоунз»? А, Танечка?
Обратной дорогой в Морвен-хаус, Татьяна попросилась к Уоррену на переднее сиденье, как ездили когда-то советские бонзы, не на задних сиденьях своих партийных «чаек», а спереди, рядом с шофером.
Уоррен молча выразил легкое изумление, но пробормотал что-то типа «би май гест» и «май плежер»…
А леди было просто очень одиноко.
Да и был уже второй час ночи – в Лондоне пусто! Только бродяги спят в своих спальных мешках возле входов в дорогие супермаркеты, да полицейские парочками в фуражках с околышами в таксистскую шашечку – ходят-бродят взад-вперед по Стрэнду… Так что, кто ее увидит? Как леди Морвен демократично едет рядом с шофером на переднем сиденье.
Значит, была одна птичка – стало две… Что ж, видно, время пришло…
(3)
Конец августа в Париже – не самое лучшее время!
Во-первых, стоит невыносимая жара, которую могут стойко переносить разве что только японские туристы, чьи природные качества – выносливость, терпение и неприхотливость – по августовской парижской жаре самые востребованные.
Жара – а к ней в придачу дурацкая пыль. Ну, какой идиот из парижского муниципалитета распорядился посыпать дорожки в садах Тюильри и Жардан де Люксембур не битым кирпичом, а толченым белым известняком?! Теперь вся обувь у гуляющих по паркам через минуту-другую покрывается белым налетом.
В такую жару всяк коренной парижанин смывается из столицы. Кто куда, у кого насколько хватает денег. Те, кто побогаче, едут в Таиланд или на Мартинику. Кто победнее – в горы Савойи, на Бискайский берег, в соседние Испанию и Португалию. А то и в приобретающую популярность бывшую коммунистическую Болгарию. В июле-августе пустеют парижские квартиры.
Почти все офисы и учреждения закрыты.
Остаются только те, чей бизнес основывается на японских туристах, – владельцы ресторанчиков, гостиниц, сувенирных магазинчиков…
У Лионского вокзала они взяли такси.
– A votre service, monsieur. Je vous depose ou? – спросил лысоватый шофер.
– Отель «Лютеция», – распорядился Лоусон, секретарь леди Морвен.
Сама же леди, устроившись на сиденье, вытащила сигарету из пачки облегченного «Уинфилда». Лоусон поднес зажигалку. Она закурила и принялась с интересом разглядывать Площадь Бастилии, на которую они как раз выехали.
– Доводилось бывать в Париже, мадам? – поинтересовался Лоусон.
– В каком качестве? – ответила она встречным вопросом и улыбнулась.
– Отличный вопрос! – заметил Лоусон, улыбнувшись в ответ.
– Вам очень повезло, господа, – понизив голос, сказал дежурный портье, подавая Лоусону книгу, чтобы тот расписался за получение номера, – у нас в отеле сейчас проживают финалисты национального конкурса двойников. Редкая возможность отужинать за соседним столиком с Аристидом Брианом, Жоржем Клемансо и Шарлем де Голлем, выпить кофе с Сарой Бернар или Бенито Муссолини, прокатиться на лифте с самой… – Дежурный показал бровями на проходящую по вестибюлю высокую молодую блондинку в сиреневом брючном костюме.
– Принцесса Диана! – ахнула леди Морвен.
Блондинка белозубо улыбнулась, помахала рукой и двинулась дальше.
Навстречу ей шел председатель Мао под ручку с Гретой Гарбо и громогласно рассказывал спутнице глупый анекдот про бельгийцев.
– Настоящая леди Ди тоже любит останавливаться в нашем отеле, – понизив голос, сообщил словоохотливый портье. – Вы не представляете, что тут творится в эти дни!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15