Только чудо или несчастье, подобное нашему, может привести сюда других людей. Мы одни, без всякой помощи, в неведомом краю, который покинули даже индейцы и дикие звери. Мы можем надеяться лишь на собственные силы, а сил у нас мало, — он бросил на спящих взгляд, не лишенный некоторого цинизма, — ты знаешь это не хуже моего.
Она сжала его руку, словно относя упрек и к себе и прося извинения, но ничего не сказала.
— Мы утратили не только физические силы, но и внутреннюю дисциплину, — продолжал он. — Со дня смерти твоего отца у нас нет руководителя. Я знаю, милая Грейс, что ты хочешь сказать, — возразил он в ответ на ее протестующий жест, — но даже если бы ты и была права, даже если бы я годился на место твоего отца, они все равно не захотели бы меня слушать. Что ж, может быть, оно и к лучшему. Пока мы будем все вместе, при нас останется и главная опасность, опасность, исходящая от нас самих.
Произнося эти последние слова, Филип бросил на нее пристальный взгляд, но она, как видно, не поняла его значения.
— Грейс, — сказал он, набравшись духу, — когда умирающие от голода люди волею судьбы брошены все вместе, нет такого преступления, на которое каждый из них не пошел бы, чтобы спасти свою жизнь; чем меньше надежды на спасение, тем упорнее они цепляются за нее. Ты, верно, сама читала об этом в книгах. Господи боже! Да что с тобой, Грейс?
Если она и не читала этого в книгах, то прочитала на лице, которое показалось в ту самую минуту в дверном отверстии; в лице этом было так мало человеческого, оно пробуждало столь страшные мысли, что девушке не потребовалось дальнейших разъяснений; это был знакомый ей человек — Питер Дамфи, но в то же время то был хищный зверь, приготовившийся к прыжку. Застенчивость и женское чутье пересилили у Грейс чувство страха; не признавшись Филипу, чего она испугалась, она спрятала лицо у него на груди и прошептала:
— Я все поняла.
Когда она подняла голову, Дамфи не было.
— Успокойся, Грейс. Я не хочу пугать тебя, но хочу, чтобы ты поняла всю тяжесть нашего положения, пока у нас еще есть силы, чтобы спастись. Путь к спасению — только один; ты знаешь, о чем я говорю; страшный путь, но разве не страшнее оставаться здесь и ждать гибели? Еще раз прошу тебя: доверься мне. Когда я говорил с тобой в последний раз, у меня было гораздо меньше надежды, чем сегодня. С тех пор я разведал дорогу, я начал ориентироваться в расположении гор. Мы пройдем. Вот все, что я хотел тебе сказать.
— А сестра? А брат?
— Нести с собой малютку нам не по силам, да она и не вынесет тягостей пути. Твой брат должен остаться с ней; его сила и бодрость послужат ей опорой. Нет, Грейс, мы должны идти одни. Пойми, что наше спасение — это и их спасение. Они продержатся здесь, пока мы не вернемся за ними, а вчетвером мы не осилим трудностей пути. Я пошел бы и один, но я не в силах оставить тебя, милая Грейс.
— Если ты оставишь меня, я умру, — сказала она простодушно.
— Я знаю, — ответил он тоже без всякой аффектации.
— Но не лучше ли обождать? Помощь может прийти в любую минуту, даже завтра.
— Завтра мы будем слабее сегодняшнего. Силы наши убывают с каждым днем.
— А старый доктор?
— Он скоро будет там, где уже не нуждаются в помощи, — грустно сказал молодой человек. — Тсс, он просыпается.
Один из закутанных в одеяло мужчин зашевелился. Филип подошел к очагу, подбросил сучьев и разгреб угли. Вспыхнувшее пламя осветило лицо старика; его лихорадочно блестевшие глаза были устремлены на Филипа.
— Зачем вы роетесь в очаге? — ворчливо спросил он с легким иностранным акцентом.
— Раздуваю огонь.
— Не троньте его.
Филип, не споря, отошел в сторону.
— Подойдите, — сказал старик.
Филип приблизился к нему.
— Можно не задавать вопросов, — сказал старик, пристально поглядев в глаза молодому человеку. — Ответы написаны у вас на лице. Все та же история. Я знаю ее наизусть.
— Ну и что?
— Ничего, — устало сказал старик.
Филип снова отошел.
— Вы закопали ящик и рукописи?
— Да.
— Надежно?
— Надежно.
— А как вы обозначили место?
— Пирамидой из камней.
— А немецкие и французские объявления?
— Прибил их везде, где мог, по краям старой дороги.
— Отлично.
Когда Филип повернулся, чтобы идти, циническое выражение на его лице словно усилилось. Не дойдя до двери, он остановился, вытащил из-за пазухи увядший цветок с поникшими лепестками и вручил его старику.
— Вот вам второй экземпляр того цветка, что вы разыскивали.
Старик приподнялся на локтях, схватил цветок и принялся разглядывать его, задыхаясь от волнения.
— Да, тот самый цветок, — сказал он с глубоким вздохом облегчения. — А вы… вы говорите, что нет новостей…
— Разрешите узнать, в чем же новость? — спросил Филип с легкой усмешкой.
— Новость в том, что я прав, а Линней, Дарвин и Эшшольц ошиблись. Сделано важнейшее открытие. Так называемая альпийская фиалка совсем не то, чем ее считали до сих пор… Совершенно самостоятельный вид!..
— Важная новость для людей, умирающих с голоду, — с горечью сказал Филип.
— Это еще не все, — продолжал старик, не обращая внимания на скептическое замечание Филипа. — Этот цветок не мог вырасти в полосе вечных снегов. Он зародился в теплой земле, под благодатным дыханием солнца. Если бы вы не сорвали его, он вырос бы и отцвел, как ему повелела природа. Это значит, что через два месяца там, где вы нашли его, да и здесь, где я сейчас лежу, будет расти трава. Мы — ниже уровня вечных снегов.
— Через два месяца! — воскликнула молодая девушка, нервически сжимая руки.
— Через два месяца! — сумрачно повторил молодой человек. — Через два месяца мы будем далеко отсюда или же нас не будет совсем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154