Как уже было договорено раньше, этот шаг означал, что супруги Конрой вскоре отправятся вместе в давно задуманное путешествие по Европе.
Поскольку Гэбриель был не такой человек, чтобы долго хранить что-либо в тайне, Олли была прекрасно осведомлена о его намерениях и лишь ждала формального извещения, которое, как она знала наверняка, будет сопровождаться торжественной и весьма серьезной беседой. С той поры, что девочка усвоила критическое отношение к брату, ее, как и некоторых взрослых, стала сердить осторожно-многозначительная манера, с которой Гэбриель принимался объяснять вещи, и так понятные с первого слова. После длительной совместной прогулки по лесным тропам они выбрались к маленькой полуразрушенной хижине. Здесь Гэбриель остановился. Оглядевшись вокруг, Олли пожала плечами. Гэбриель, для которого психология Олли была много яснее, нежели психология любой другой представительницы женского пола, сразу понял смысл ее движения.
— Да, неказистое местечко, Олли, — начал он, потирая руки, — но было время, мы недурно жили здесь с тобой вдвоем. Помнишь, Олли, как я по вечерам, приходя с работы, принимался чинить твою одежду, а ты уже спала? А то платьице, что я полудил и заклепал, ты еще не забыла?
Гэбриель рассмеялся чуточку неуверенно, зато очень громко. Олли тоже засмеялась, правда, не столь весело, как ее брат, и потупила взор, оглядывая свое платье. Гэбриель тоже поглядел на нее внимательно. Не так-то просто было обнаружить в стоявшей перед ним девочке маленькую озорницу, которая еще совсем недавно — ах, как это было давно! — сидела, прикорнув у его ног, в этой самой хижине. И не то смущало его, что Олли была нарядно одета и причесана по моде, нет, главное было в том, что она стала проявлять в этих вопросах разборчивость и требовательность, которые свидетельствовали о чем-то новом в ее характере, о чем-то непонятном и чуждом Гэбриелю. Глядя на нее, он чувствовал, что еще одно разочарование поселится у него в душе. Он мечтал когда-то, что, подросши, Олли будет вторая Грейс и тем утешит его тоску по пропавшей сестре; сейчас было видно, что и эта надежда не оправдалась. Однако не такова была натура Гэбриеля, чтобы винить в чем-либо Олли; он предпочитал объяснить крах своих надежд общими законами человеческого бытия, недоступными его пониманию.
Когда он в общей форме изложил свои сомнения премудрому Джонсону, то получил от этого философа следующий ответ: «Щенок всегда тот же щенок, пусть он даже вырастет в здоровенного пса, а ребенок — тот меняется. У одного — инстинкт, у другого — разум. Понятно?»
Между тем у Олли вид хижины вызвал воспоминания, нисколько не перекликавшиеся с воспоминаниями ее брата.
— А ты помнишь, Гэйб, — воскликнула она, — тот вечер, когда сестрица Жюли пришла к нам в первый раз и стала вот здесь, в дверях? Боже ты мой, как мы оба были поражены! Если бы кто-нибудь сказал тогда, Гэйб, что она выйдет замуж за тебя, да я бы этому человеку просто… просто закатила бы хорошую-плюху! — закончила она, чуточку поколебавшись.
Гэбриель, оставшийся в свою очередь довольно безразличным к воспоминаниям Олли, обратил внимание лишь на нарушение ею хорошего тона.
— Ты не должна говорить, Олли, что ты хочешь закатить кому-нибудь плюху; так воспитанные девочки не выражаются, — живо возразил он. — Я тут, конечно, плохой судья, — добавил он с обычной скромностью, — но тебя ведь могут услышать твои славные маленькие подружки или твоя учительница. Присядем-ка на минутку, Олли. Я хочу потолковать с тобой.
Гэбриель взял девочку за руку, и они присели на большой камень у дверей хижины, который служил им когда-то приступком.
— Быть может, ты помнишь, — начал Гэбриель, ласково завладев ручкой сестры и легонько постукивая ею по своему колену, словно подбадривая сам себя для задушевного разговора, — быть может, ты помнишь, как я сказал тебе, что если нападу на богатую жилу, то непременно сделаю две вещи — во-первых, дам тебе хорошее образование; во-вторых, разыщу Грейс, если только она еще жива. Есть много способов, как искать пропавшего человека, как взяться за это дело. Но мне они были не по душе. Я всегда считал и считаю, что если малютка только услышит мой голос, то непременно отзовется. Я мог, конечно, обратиться за помощью к другим людям, знающим, как вести поиски, к специалистам, но я ни разу не сделал этого. А почему?
Олли нетерпеливо покачала головой, показывая тем, что не может ответить на вопрос брата.
— Потому, что Грейс всегда боялась незнакомых людей, чувствовала себя с ними неловко. Ты не помнишь, конечно, какая она была пугливая, ты ведь была еще совсем маленькой, Олли. А потом, раз ты сама такая смелая да быстрая на язык, Олли, и ничего не боишься, и всякого можешь переговорить, и стрекочешь, как сойка, ты и представить себе не можешь, какая была Грейс. Думается мне, что наша милая девочка так и осталась несмелой. Тому есть причины. Тебе пока что не понять их. Олли, но это серьезные, важные причины.
— Ты хочешь сказать. Гэйб, — спросила с бессовестной прямотой Олли, — что ей стыдно, что она убежала со своим милым?
Быстрота, с которой дети постигают вещи, не предназначенные для их понимания, приводила в замешательство и более опытных знатоков человеческой натуры, чем Гэбриель. Что до него, то, как бы лишившись враз дара речи, он лишь растерянно взирал на маленькую фигурку, примостившуюся рядом.
— Так что же ты предпринял, Гэбриель? Рассказывай дальше, — нетерпеливо сказала Олли.
Гэбриель испустил протяжный вздох.
— Важные причины, из-за которых Грейс осталась несмелой, касаются имущества наших покойных родителей, — веско заявил он, не удостаивая ответом низменное предположение, Олли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154