А Фе был не таков, чтобы отвлекаться по пустякам от порученного ему дела. Когда, сбегая вниз по холму Конроя, он услышал шум в кустарнике и крики о помощи, он лишь пробурчал про себя: «Ходи к чертям, моя не дурак», — и сосредоточенно зарысил своим путем. Через полчаса он был в конторе у адвоката Максуэлла. Гэбриель ушел час тому назад, никто не знал куда. Подумав несколько секунд, А Фе помчался к подножию холма, где артель его соотечественников рыла канаву. Подойдя, А Фе, на высочайшей ноте и в форме, приближавшейся к речитативу, испустил одно за другим множество восклицаний, смысл и содержание которых остались навсегда тайной для работавших неподалеку старателей-американцев. Но на китайцев речь А Фе произвела магическое действие. Изумленные старатели не успели даже оглянуться, как китайская артель бросилась врассыпную; через минуту все они, включая А Фе, шагали каждый по избранной для себя дороге или тропинке, соединявшей Гнилую Лощину с внешним миром.
По счастью, А Фе сделал правильный выбор. Не прошло получаса, как он увидел того, кого искал: Гэбриель сидел на большом валуне, неподалеку от дороги и курил трубку. Дорожная сума, кирка и лопата лежали у его ног. А Фе не стал терять времени на пояснения и переговоры. Он вручил своему хозяину записку и пустился в обратный путь. Еще через полчаса вся китайская артель молча рыла канаву, как будто ничего за это время не про изошло.
Гэбриель отложил трубку, после чего с минуту с нерешительным видом держал записку между большим и указательным пальцами. Потом, развернул ее и сразу узнал мелкий, аккуратный почерк своей жены — она вела его счетные книги и не раз писала под его диктовку. Что-то смутно похожее на сожаление владело его душой, пока он оглядывал эти несколько строк, не пытаясь пока еще приступить к чтению. Потом, разбирая написанное по слогам, усердно шевеля губами, повторяя по нескольку раз одно и то же слово, как это в обычае у недостаточно грамотных людей, прочитал следующее:
«Я поступила неправильно, не сказав, что владею тайной, важной для твоего счастья. Не уезжай, пока не узнаешь ее. Вернись на холм Конроя, пока еще есть время, и я расскажу тебе обо всем; через два часа я покину дом, а вечером уеду навсегда. Прошу тебя не ради твоей жены, но ради той, чье имя она однажды присвоила. Я знаю, ты придешь потому, что любишь Грейс, хоть и презираешь бедную Жюли».
Из письма твердо следовало одно: разыскались какие-то новые сведения о Грейс. Для Гэбриеля этого было довольно. Он спрятал трубку в карман, поднялся, взвалил суму на плечи, взял кирку и лопату и зашагал назад. Достигнув поселка, он вспомнил с неловким чувством, что только что простился с ним навеки, и решил пробираться в обход, минуя главную улицу, однако, по всегдашней своей простоте, осуществил свой замысел весьма неискусно; два-три старателя приметили, как он взбирается на холм по крутой и неудобной тропинке, по которой редко кто когда ходил. Впрочем, задержался он на холме ненадолго, и вскоре — кто говорит, через десять минут, а кто — через пятнадцать — его опять заметили, когда он, торопливо сбежав по той же тропинке, пересек лощину и затерялся в кустарнике у подножия Лысой горы.
Не успело в этот вечер закатиться солнце, как спала и жара Вконец иссушившее землю за несколько знойных дней яростное дыхание пустыни отступило перед равной яростью ветра, который, народившись вместе с холодным светом молодого месяца, бушевал всю ночь в раскачивающихся верхушках сосен на холме Конроя, стучал во все окна в поселке и вздымал кверху прибитую пыль на горных дорогах. Но с уходом ночи иссяк и ветер; взошедшее солнце осветило притихшую мирную природу. Как было заведено у него в обычае, оно сперва зажгло стройную верхушку исполинской сосны на холме Конроя, а потом тихонько заскользило вниз по стволу, пока не достигло земли. Там оно обнаружило Виктора Рамиреса, мертвого, с ножом в сердце.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. РУДА УХОДИТ
1. МИСТЕР ГЕМЛИН ВСЕ ЕЩЕ НА КАНИКУЛАХ
Когда, уже после ухода миссис Сепульвида, донна Долорес заметила, что исчезла и маячившая перед окном фигура всадника, — она заключила, что мистер Джек Гемлин последовал за названной дамой; она была бы весьма удивлена, если бы узнала, что в эту самую минуту он попивал агуардьенте в ее собственном доме и не с кем иным, как с самим доном Хуаном Сальватьерра. С дерзкой непринужденностью, составлявшей характерную черту его натуры, Джек проник за стены асьенды ; не назвав своего имени и ни словом не упомянув о своем занятии, он был тем не менее радушно принят церемонным доном Хуаном; за два часа он полностью обворожил хозяина, и когда оставил его, тот был так сильно навеселе, что не мог толком ответить ни на один вопрос о своем собутыльнике. Почему Джек не развил своего успеха и не добился свидания с таинственной сеньорой, столь глубоко поразившей его сердце, я не берусь сказать; и сам он тоже не мог себе этого объяснить. После того как, возбужденный выпитой агуардьенте , дон Хуан выложил перед ним все тайны асьенды и миссии, Джек, неизменно предприимчивый, когда дело касалось женщин, вдруг почувствовал, что от робости лишился языка. Быть может, неведомое доселе чувство безнадежности закралось ему в душу, и именно потому, уезжая, он был более грустен, нежели когда ехал сюда. В том, что донна Долорес узнала о его визите лишь три дня спустя, не было ничего особенно удивительного; эти три дня она была не совсем здорова и не покидала своих покоев. Удивительно было другое: когда ей наконец рассказали о госте, она напугала дона Хуана и переполошила домочадцев невиданным взрывом негодования:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154