Она у меня всегда была с мистическим приветом. В пубертатном возрасте, когда сверстницы заводят песенники с дворовыми хитами, ну знаешь — сверкают финки крутой жиганской любви, высокомерный красавчик скитается по свету, а потом возвращается к отвергнутой скромнице, «только Таня замужем уже-е-е…». Так вот, моя — собирала эпитафии. Натурально, списывала с надгробий. Студенткой в сессию вешала на шею обмылок от покойника. Личная библиотека — сплошные вампиры, суккубы и Стивен Кинг. Я и организовал цикл звонков из морга, конторы ритуальных услуг и с кладбища. Думал слегка охладить. А она всерьез затуманилась. Талисман опять нацепила: старый ли откопала, свежим ли разжилась? Свечки жжет с утра до ночи. Квартира чем-то потусторонним пропахла: ладан — не ладан, нафталин — не нафталин. Демониаду свою в макулатуру сдала.
Как-то открыл тетрадь с кулинарными рецептами — и волосы дыбом: «Достань мочу субъекта, купи, не торгуясь, яйцо. На толстом конце сделай дырочку и выпусти белок. Наполни яйцо мочой и запечатай девственным пергаментом. Когда яйцо начнет гнить, обидчик начнет желтеть и умирать в течение года». И еще — «сними с подошвы мозоль, высуши, разотри и сыпь неверному мужу в пищу и воду». Ничего себе ириска? Я перестал дома пить, есть и справлять нужду. Взгляд у жены сделался вовсе угарным, а на дне затлели безумные угольки. Она начала икать во сне. Я достал талончик к дорогому психиатру. Тот взял стольник (валютой) и прописал валерьянку. Мне. У бабульки, которую жена посетила самостоятельно, такса за визит была та же, но деревянными.
«Это, — диагностировала она, — хулиганит родной мертвец. Он и мужу внушает срамные думки, и тебя нервирует. Надо его утихомирить.
Способ один — в полнолунье отправляйся к нему на кладбище. У ворот разденься и до самой могилы пяться задом. Набери с изголовья земли (не перепутай — крест ставится в ногах) и без оглядки дуй назад. Высыпь землю под порог и живи себе дальше как новенькая».
Из близлежащих покойников по жениной линии у нас только дядька Федор Петрович. Замечу к слову, что такой мог без спросу эксгумироваться на поиски глаза. У него при жизни левый глаз был искусственным. Настоящего лишил в войну колхозный бык, когда обнаружил в своих яслях вместо сена пьяного Петровича. После победы бык реинкарнировался в немца, а рог — в оккупационный штык. Идеологизированную историю своего ослепления дядя Федя повторял без устали: красным следопытам, буфетчицам, райсобесовским дамам и даже одному западногерманскому режиссеру, который решил пройти отцовским маршрутом, но с кинокамерой, пацифистским пафосом и отечественной съемочной бригадой. Последнее было ошибкой. По возвращении после интенсивного курса в клинике неврозов он сменил политическую ориентацию и выпустил ленту «Так ли мы были не правы?».
Так вот, обычно в финале своего героического повествования дядя Федя выковыривал протез из глазницы и протягивал на ладони для освидетельствования. Разумеется, однажды его сокровище сперли. Кажется, в медвытрезвителе. Старик наотрез запил, по ошибке хлебнул метилового спирту, ослеп на второй глаз и помер.
К этому семейному Гомеру и поперлась в ближайшее полнолунье моя дура. Согласно инструкции оголилась и начала пятиться. Пятилась, пятилась, пока не ухнула в свежевырытую яму. Утром привезли законного жильца — а место занято. Нормальный человек от такого приключения рехнулся бы. А моя наоборот, уравновесилась. Только к телефону теперь не подходит. Никогда. Что способствовало заметному оздоровлению климата в семье и за ее пределами.
· Зачем ты женился на этой бедной женщине?
· А ту все равно б увели.
· Какую — ту?
· Ту… ту… ту-ду-ту-ду-ту-ту… Может, лучше потанцуем?
КАК Я ДОВЕРЯЛАСЬ ТЕБЕ
На кухне — кавардак. Пустая коньячная бутылка и полная до краев пепельница. Сводный хор телевизора, радио и телефона. Световая иллюминация. Сквозняк всасывает в балконную дверь и выплевывает назад штору. А тебя нет. Ты ловишь мотор, чтобы мчаться к друзьям, к врагам, к черту на кулички, куда угодно. Потому что невмоготу, потому что это все-таки случилось. Надо же, еще вчера ты уверяла ушлую приятельницу в крепости семейных уз и незапятнанности супружеских простыней. А она щурилась на тебя сквозь сигаретный дым и кофейный парок с ехидцей: мол, пой, ласточка, пой, знаю я их, все одинаковые, и твой никак не исключение. Чуть не разругались вдрызг. да после еще (ах, дура, дура) плакалась ему, и он успокаивал. А сам — уже…
К черту на кулички такси не повезет, к врагам, слегка взбодренная скоростью, не поедешь сама. Подруги… Да уж эти мне подруги! Они-то таиться не станут.
И камнепадом посылаются на твою перманентную головушку открытия: оказывается — не впервой, оказывается и раньше. А ты не ведала ни сном, ни духом, и хваленая женская интуиция молчала. Да и с чего ей бить тревогу, когда он со службы по секундомеру, в койку с энтузиазмом. Не подкопаешься, не придирешься. Ангел да и только. Без крыльев, зато с…
Ах ты подраненная моя лебедушка! Ну будет, будет, успокойся. Давай умоемся, выпьем медленными глотками стакан холодной воды и попробуем разобраться. Это ночью все кошки серы, а днем они очень даже всякие.
Спринт или случайная связь. Не грозит никакими осложнениями и последствиями, кроме разве венериных недугов. Если мужскую плоть и душу изобразить в виде двух линий, то получатся параллельные прямые. А они, как ты помнишь из школьного курса геометрии, на малом пространстве не пересекаются. Ни по Лобачевскому, ни по Евклиду.
Близость здесь сродни эпилептическому припадку:
закончился — и никаких воспоминаний, кроме некоторой физической разбитости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47