Но между ними страшное творится.
Обратим внимание на несколько (неразличимых вне психоанализа) специфических деталей, имеющих непосредственное отношение к обсуждаемой проблеме. На вопрос: «Соскучилась?» — Исмена не дает прямого ответа, но он подразумевается («И вести принесла»). Эдип не спрашивает: «Где сыновья?»— но: «Где братья?» (я предоставляю здесь читателю самому продолжить цепь размышлений, лишь напомнив, что в основе очень нередко встречающегося психоаналитического комплекса Каина, существенно осложняющего отношения между братьями и сестрами, лежит желание остаться единственным ребенком своей матери).
Я понимаю, что многое из изложенного кому-то покажется шокирующим. Слишком долго культивировали в обществе и в каждом из нас иллюзию чуть ли не врожденной моральности и социальности человека и слишком тщательно старались полностью отрешится от мысли, что остаемся биосоциальным существом, а следовательно — огрубляя, — и зверем, со всей совокупностью властно побуждающих животных инстинктов, и человеком, со всем присущим ему стремлением к недосягаемому идеалу Богочеловечности. Я позволю себе даже усилить эту мысль, добавив, что основные отличия человека от всех других животных, а точнее других хищников, состоят не только в прямохождении и способности к мышлению и речи, но и в гиперсексуальности, и гиперагрессивности: ни один другой вид в природе не прилагает столько усилий для истребления себе подобных, и даже самая жестокая битва в животном сообществе в пределах одного биологического вида обычно ведется лишь до первой крови и бегства противника (его физические уничтожение, как биологическая цель, исходно вообще не задано); ни один другой вид животных, безусловно — не чуждых стремления к сексуальному наслаждению, не смог перешагнуть через строгую биоло-гическую-регламентацию сексуального поведения, ограничиваемого, как правило, периодами течки и спаривания и природно-обусловленными возможностями его разнообразия.
Тот, кто желает, может и дальше тешить себя иллюзией, что это не так. Но все же лучше смотреть правде в глаза, потому что если мы действительно стремимся ко все большей человечности, мы должны принять свою биосоциальную сущность таковой, как она есть, и понять, что зверя в себе легче укрощать, когда знаешь его повадки и коварство; потому что только тогда, вместо традиционных апелляций к всегда оказывающемуся «фатально неблагоприятным» стечению обстоятельств, можно хоть что-то противопоставить предательской ловкости и хитрости, с которой он гонит нас через красные флажки морали и культуры в расставленные тут и там либидинально-притя-гательные капканы удовольствия и агрессии. Мы насилуем, потому что склонны к насилию, мы убиваем, потому что хотим убить.
О биосоциальной сущности человека и культуре
Обобщая эти и другие наблюдения и характеристики, Фрейд приходит к закономерному выводу, что каждый конкретный человек как биосоциальное существо, и это уже было частично продемонстрировано на конкретных примерах, исходно вовсе не является кладезью добродетелей и по своей природе агрессивен, эгоистичен, самовлюблен, асоциален, совершенно не имеет спонтанной любви к труду, стремится получать удовольствие, в том числе — удовлетворять свои сексуальные потребности в их естественных или (также основанных на жажде удовольствия) сублимированных формах, к каковым принадлежат практически все виды стремления к достижению, карьере, власти, побуждение к художественному или научному творчеству. Обобщая эти характеристики, психоанализ объективно признает: каждый отдельный, человек является врагом культуры, потому что, независимо от того — осознается это или нет, каждый хотел бы, чтобы именно для него все запреты были сняты, чтобы только он мог стать обладатен лем всех несметных богатств, титулов и званий избрать своим сексуальным объектом любую желаемую им женщину (или, наоборот, мужчину) иметь все, что только захочется, устранить каждого, кто соперничает с ним за ту же женщину, власть или богатство и т. д. И если преодолеть невротическую тревогу и страх темной бездны подсознания, многие смогут обнаружить у себя эти или подобные спонтанно появляющиеся мысли и фантазии. Мы не каемся в них, так как они действительно спонтанны и вройе бы и не наши даже. И к счастью, чаще всего они остаются только глубоко спрятанными в подсознании мыслями и фантазиями, лишь изредка прорываясь в наших сновидениях и некоторых других непроизвольных психических актах (ошибках, описках, оговорках, мимике и жестах). Но оставаясь неосознаваемыми, они нередко определяют особенности нашего сознательного поведения, которым мы, естественно, не находим объяснений и потому привносим их, выстраивая не имеющие ничего общего с peальными мотивами наших поступков логические цепи из слов «потому что», «так как», «из-за того что» и т. п. Безусловно, прав был Платон, когда говорил, что «хороший человек — это тот, кто довольствуется снами, в то время как другие действуют».
Что же удерживает большинство от порочного примера? Многие считают, что законы, но это не так. Фрейд отвечает на этот вопрос. В стремлении к реализации своих неуемных желаний каждый человек сталкивается с одним «маленьким» затруднением: глубоко в подсознании, интуитивно, он скорее чувствует, чем знает, что каждый другой имеет точно такие же или подобные желания и хотел бы обращаться с ним столь же «нелюбезно». И как бы силен он ни был, всегда найдется кто-то более сильный и столь же властно побуждаемый к действию. С точки зрения психоанализа, именно это еще задолго до появления законов как юридических актов, которые всегда вторичны, привело нас к негласному общественному договору:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31