Иракский лидер сделал спешную попытку дезавуировать свою ужасную угрозу. Как и во многих случаях в прошлом, когда на карту было поставлено само его существование, долгосрочные публичные обещания и заявления выворачивались наизнанку. Около полуночи 25 февраля, приблизительно через сорок часов после начала наземной войны, государственное радио объявило иракскому народу, что «были отданы приказы нашим вооруженным силам организованно отступать на позиции, которые они занимали до 1 августа 1990 года. Это следует расценивать как практическое следование резолюции № 660. Наши вооруженные силы, которые доказали, что они умеют воевать и удерживать позиции, будут противостоять любой попытке нанести им ущерб при выполнении этого приказа».
Попытка Саддама спасти свое положение была с ходу отвергнута Соединенными Штатами. Хотя сообщалось, что иракские войска разворачиваются на север, будто бы начиная отход, и хотя Михаил Горбачев лично позвонил президенту Бушу и сообщил ему, что Саддам больше не требует отмены всех резолюций ООН в качестве непременного условия, американцы отказались проглотить иракскую наживку.
— Мы не считаем, что что-то изменилось, — сказал представитель Белого дома Марлин Фицуотер, — война продолжается. Белый дом потребовал, чтобы президент Саддам Хусейн «лично и публично» взял обязательство незамедлительно оставить Кувейт и что Ирак полностью подчиняется всем двенадцати резолюциям Совета Безопасности ООН.
Это требование не могло быть более неприемлемым для Саддама. Публичное унижение было худшим из возможных исходов, не менее тревожным, чем громадные потери его армии. В обществе, где дела очень часто заменяются словами и где потеря лица — худшее бесчестье, публичное признание ошибки, столь ужасной как вторжение в Кувейт, могло представлять только смертельную угрозу для власти Хусейна. Раздутый образ непогрешимого «президента-борца», на котором он основывал свое правление больше десяти лет, заменился бы образом запутавшегося политикана, ошибочные решения которого не принесли его народу ничего, кроме страданий и унижения. Тщательно возведенный барьер всеобщего страха и поклонения, который в прошлом защищал его от критики и ответственности, был бы непоправимо разрушен.
Оказавшись между молотом и наковальней, между самоубийственными последствиями продолжения войны и неприятной необходимостью признать поражение, Саддам пытался избежать и того и другого, согласившись с американским требованием лично признать отход, но при этом сохранить в неприкосновенности свой величественный образ. В личном обращении к иракскому народу, переданном по багдадскому радио рано утром 26 февраля, он объявил, что «наши непобедимые вооруженные силы будут продолжать отход из Кувейта и закончат его сегодня».
Планомерный отход большой армии в короткий период времени, да еще и проводимый в разгаре военных действий, практически невозможен. Фактически приказ Саддама давал разрешение его войскам удирать, спасаться бегством. И все же, чтобы избежать клейма поражения, Саддам красноречиво описывал этот поспешный отход как победу Ирака, достигнутую в борьбе против всеобщего противостояния:
— Аплодируйте своим победам, дорогие сограждане! Вы выстояли перед 30 странами и тем злом, которое они сюда принесли! Вы выстояли против всего мира, великие иракцы! Вы победили! Слава победителям! Победа сладка.
Он не отказался от притязаний Ирака на Кувейт, но скорее напомнил своим подданным, что «ворота Константинополя не открылись перед мусульманами при их первой попытке». Каким бы ни было будущее Ирака, заявлял он, «иракцы не забудут, что 8 августа 1990 года Кувейт стал частью Ирака — по закону, по конституции и фактически. Они помнят и не забудут, что это положение сохранялось от 8 августа 1990 года и до вчерашнего дня, когда начался отход».
Президент Буш резко отреагировать на эту уклончивую позицию. Удовлетворительным будет только признание Хусейном своего поражения, подчеркнутое его безоговорочным принятием всех относящихся к делу резолюций Совета Безопасности. В телевизионном сообщении из розового сада Белого дома Буш доказывал, что Саддам заинтересован не в мире, а в перегруппировке сил, чтобы снова сражаться для «сохранения остатков своей власти и контроля на Ближнем Востоке всеми возможными средствами. Но этого тоже у Саддама Хусейна не получится... Коалиция будет продолжать преследовать войска с не меньшим упорством. Мы не нападем на безоружных отступающих солдат. Но не будем забывать, сколь опасными эти войска могут оказаться в дальнейшем».
За этим заявлением последовали активные боевые действия. Когда иракские войска в Кувейте выполняли приказ своего верховного главнокомандующего и в массовом порядке бежали от наступающих войск, союзники докладывали об уничтожении 21 из 40 иракских дивизий на кувейтском фронте и о все сжимающемся окружении Республиканской гвардии в Ираке. Вечером 26 февраля, в тринадцатую годовщину независимости Кувейта, над Эль-Кувейтом взвился кувейтский флаг.
Отчаянно желая спасти то, что можно, от своей разрушенной военной машины (через несколько часов после речи Буша еще восемь иракских дивизий потеряли дееспособность, а число иракцев пленных превысило 50 000), Саддам еще больше смягчил свою позицию. В личном послании председателю Совета Безопасности и Генеральному секретарю Организации Объединенных Наций министр иностранных дел Азиз объявил о готовности Ирака официально отказаться от своей аннексии Кувейта, освободить всех военнопленных и заплатить военные репарации в обмен на немедленное прекращение огня и конец санкций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124