Не в том она, что ты «тысячу раз человеческим лаем» повторяешь имя Бога. Я скажу даже больше: я убежден, что ты не веришь в существование того Бога, которому молишься. Ты склоняешь колени перед еще не найденным Богом. Тот Бог, которого ты назвал, уже не Бог, ибо не дано человеку уметь назвать того, кому веруешь. Можно поклоняться только тому, что не знаешь и не постигаешь. Постижимое и постигнутое уже приобретает человеческую природу. Расчислив время на часы и годы, мы уничтожаем время и идею времени. Разделив существование на жизнь и смерть, мы стерли грани бытия. И, может быть, этой появившейся терминологии мы обязаны тем, что не умеем жить и не умеем умирать.
Что такое религиозность в поэтическом значении? Да, это и мальчики да девочки, свечечки да вербочки, это и земной поклон, и черная краюха иконы, это вся аксессуарность, но не это самое важное, самое главное. Религия – это вера в невозможность постичь. Это не факел, несомый над миром, а сознавание жертвенности этого факела.
Это пророчество не для того, чтобы открыть ненайденное и еще невидимое, а восторг огненный перед тем, что за гранями приоткрывшегося есть мили неоткрытого. Религия поэта проистекает от верования в то, что поэт хотя и человек, но он не человек. Только то течение, которое верит в чудесное превращение человеческой души в поэтическую, есть поэтическое течение. Поэтому-то футуризм, сводящий значение поэта к мастеровой роли, не есть течение поэтического, а только философски-жизненного порядка. Ясно, что и дьякон должен учиться петь, и поэт должен пройти искус подмастерья. Но как нельзя научить дышать телефон, так же нельзя научить быть священником от поэзии.
Я помню тебя с твоего первого выступления. Два понятия – огонь и Рюрик Ивнев – неразлучимы в моем сознании.
И в самом деле – даже твои книги: «Самосожжение», «Пламя пышет», «Золото смерти», «Пламя язв», Солнце во гробе»! Всюду огонь, пламень, горение и сожигание.
Я не знаю страницы твоих стихов, где не было бы крутящихся костров.
… Вот влюбленность, как огненный вихрь.
… Хочу, чтобы оба служили лучу.
… Еще горят глаза.
… И над воздушным пламенным костром
Качается, как всадник, месяц стертый.
… Глотну, как воздух, яростный огонь.
… В уста, в глаза, в огонь, в живот.
… Из окон визг, пылающий огнем.
… И, какдуша, пылающий восток.
… Видишь, в Божьем огне
Тело мое горит.
… С какой бы сладкой болью целовал
Вот это очищающее пламя.
… Сгорит ненужный пепел – тело.
… Пусть плоть и кровь в огне горит.
… На душе горящая печать.
… И горит над этим морем чистым.
… Пред огнем я стоял.
… Внизу костер и пламень восхищенный.
… Вдыхая пламень яркий.
… Дал огонь пронзающий.
… Ах, кто мне поможет
Найти любовь в огне.
… Сгореть! Но сердцем не сгораю,
А только медленно горю.
… Обжигающий крик кнута.
… Никто не метнет на безумца горящего взгляда.
… И каждая буква невестой
Червонного солнца становится.
… Черное золото губ!
… Чтоб кровь не горела пламенно.
… Жег свою душу.
… Плоть моя не горела.
… Довольно играть с огнем.
… Пусть в душе сжигаемой…
… Огненный крест свой носить.
… Огонь живительный и ясный
Возьмет истлевшие тела.
… И языком бездымно-жарким
Огонь лизнет в последний раз!
… Смогу ли очистить огнем?
… Горьким словом зажги меня.
… Как сожженный огнем своим,
Не сгорая дотла, горю.
И так далее, и так далее. Я не выписываю большего количества примеров только ввиду дороговизны бумаги и трудности книгопечатания.
С огнем у тебя самые приятельские отношения.
Может, тебе покажется странным, что ты Рюрик Огневич. И, как истинный сын своего отца, ты унаследовал от огня не только его тишину (ибо огонь тих!), но и его бесформенность. У огня нет формы, а есть только бытие и вариации; у твоих стихов тоже нет формы, они деформированы. Вот сейчас я приведу тебе твои же строки.
… Земная кора – обратная сторона медали,
А лицевая закрыта зеленой плесенью.
… Нет ни одного события без причины,
В густом смешении мы поймем все знаки.
У загоревшейся пыльной лучины
Я сниму кольцо, толстое, как шина,
И забуду о несуществующем браке.
… Я кусочек основания треугольника.
О пространство! Хрустни своими пальцами.
С вами, с вами я, с оскорбленными, с раскольниками,
С монастырскими кликушами и скитальцами.
Таких примеров можно выписать сотни. Но неужели кто-нибудь здесь найдет намек на форму? И отрицая форму, кто же, глухонемослепой не почувствует, что это стихи, что это настоящая поэзия, отрешившаяся от бренного земного тела и сохранившая свою душу.
«Я ненавижу тело бренное» писал ты когда-то, и стихи подслушали эту строку и утратили свою форму, свое тело.
Твои строки, которые я всегда любил и люблю, которые зачастую дразнят и раздражают меня именно своей бесплотностью, – это какие-то знаки, которыми обмениваются марсиане с землянами. Это звездное подмигивание потустороннего грядущего.
И вот своею пламенностью ты близок нам, ты имажинеешь.
Имажинизм не только литературное течение. Имажинизм имеет и определенное философское подсознательное обоснование. Это строительство нового – анархического, индивидуалистического – идеализма.
Имажинистом мы называем не того, кто помещает сто образов на сто строчек, а того, кто почуял яйцо слова с проклевавшимся птенцом.
Даже среди позитивного футуризма ты не утратил своего самоочищающегося и всеочищающего идеализма, и, творя нестройную систему гармоничной межпланетной религии, ты утверждаешь тот анархический диссонанс, который приведет остывающую землю к новому солнцу.
Настанет миг, земля остынет, солнце потухнет, и тогда нужен рычаг, который передвинет земной шар к новому солнцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84