пырнет ножом! Но прошел мимо. И куда, позвольте спросить? – к Мовчунам. Это только с виду могло показаться, что случайно, что, мол, их дом крайний и его необходимо было обогнуть. Но меня осенило: намеренно идет к Мовчунам! Это лишь на первый взгляд могло почудиться, что хозяйка Олеся вдруг его заметила и приветила, а он, дескать, и думать не мечтал и вынужденно заглянул. Но я с тех пор догадался все подробно наблюдать. Нет, не заблуждайтесь, не случайно, он намеренно к Мовчунам. Пока мужа нет, и жена без присмотра. Будьте уверены. 5 – Когда до конторы ближе к обеду доносились невеселые песни голодных свиней, Надежда Нестеровна бросала ко всем чертям уголовные дела и реактивным снарядом выстреливала домой, чтобы, не дай бог, не было поздно. Потому что недопустимо ведь ни малейшего у свиней похудания. А кроме нее кто их, голубушек, накормит? Кто попотчует? Нет охотников. А если кто и примется кормить, то все сделает не так и совершенно наоборот. Без ласкового слова у касаток и аппетита не будет или несварение какое-нибудь проявится. Нет, нужно умело заботливой рукой все подготовить, поднарубить бурьяна, просеять дерть, сварить, замешать, остудить; потом снести к любезным и высыпать в ночвы, да водички не забыть им подлить, да еще и приговаривать по-доброму, за ушком почесать. Это важно. А то ведь если не остудишь, не дай-то господи! попекут свои пятачки, и тогда – всем конец, никому не будет пощады! – Рассказывала тетя Надя.
– Я сейчас вспоминаю и не могу понять, как я проглядела, как сразу не сообразила? У меня ведь нюх на эти дела, а тут маху дала. Признаюсь откровенно: ничего не подозревала. У меня и задней мысли не было, когда я его туда посылала. Совершенно без всяких намеков. У меня сын Вова учится в Киеве, брат Андрею, ему нужно было передачу отправить; не тяжелую, всего-то две сумки: яички, курочки, огурчики, полкролика, сальца, мясца, луку, чесноку, меду, олии жареной, – чего там еще? – всего понемногу. Чтобы Вова не голодал там, на учебе, чтобы хорошо учился. Я как раз накормила свиней, присела отдохнуть и наказала Андрею передачу снести Мовчунам. У них кто-то в Киев отъезжал. Стала описывать маршрут к их дому, а он меня прерывает: я, дескать, все знаю. Откуда ты знаешь? Видел, где живут; встретились случайно, когда гулял. Я только обрадовалась этому. Мне же и в голову тогда не приходило. Спросил он меня про расписание автобусов, а я ему на то дала разгон. Куда собрался? До Пасхи чтоб и не думал! Хотела, чтоб он подольше погостил. А надо было ему сразу ухать, тогда, глядишь, ничего бы и не случилось. – Рассказывал почтовый служащий Скоромнин.
– Да я отвечаю! Чем хотите, клянусь. Потому как следил, следил за поджигателем. Шел по пятам, а чуть что, прятался за кустом; а он точно нарочно следы запутывал. И вот вам какой угодно крест или там что другое: покружив минут десять, он точно в самый дом к Мовчунам зашел, как я и предсказывал, как я и пророчествовал. Зашел, разулся, поздоровался, и дверь за собою прикрыл, – чтоб мне не видеть. Опытный. Только я его умней. Я подкрался к окнам, вцепился в подоконник и все подглядел. Сидели они в главной комнате и все чаи-кофеи распивали, Олеся, сынок ее Вася и тот чужак. Уже и темно сделалось на улице, окна по селу зажглись. Меня ветер продувал, озноб брал, а я все смотрел. Но ничего, ни единого слова не слышал. Но уж зато и меня никто не видел, и никому по сей день невдомек, что я там был. – Из разговора у Мовчунов, как тогда было и что.
– Берите печенье.– Спасибо.– Василек, подай Андрею вазу.– Она близко стоит, можно и дотянуться.– Василек.– Нет, и правда, я сам достану.– Василек, чтоб я больше этого не слышала. Он подвинет. Так уже и едете?– Конечно. Я давно здесь, ничего не делаю, гуляю только, совестно тяготить родственников.– Да они вам рады.– Нет, так не хорошо.– А куда поедете? Домой?– Не знаю даже. Хотел в Киев, а по дороге заглянуть в Снетин.– В Снетин?– Это город есть небольшой, а лучше сказать – село. У меня друг там томится в больнице. Забрали по осени и все не выпускают.– Что же его не выпускают? Не поправляется?– Он там, как в темнице, его иногда и к кровати привязывают. Оттуда по доброй воле никого не пускают.– Так у него душевная болезнь?– Он мне друг. Дружили с самого детства. Он неприкаянный всегда по осени ходит. Как ему помочь?– А если методы лечения применить?– Уже применяли. Куда только не возили. А видно, участь.– Да… Снова твой покой потерян,Друг мой странный,Снова ищешь черный теренДни и ночи; В Новочанские дубравыТихо ходишь;Речи дивные немыеС ними водишь. Но никто тебя не слышит,Неустанный.Долы изморосью дышат:В мире осень; Лютый холод в душу смотрит,Ветер свищет,Да ненастье по дорогамВолком рыщет. Да поскрипывает дверца –Неприкрыта.Ты застудишь себе сердце,Безудержный. Поосыпался, пропал он –Твой желанный,И его уже не сыщешь,Друг мой странный. – Это ваши стихи, Андрей?– Ну да, мои.– Но они замечательные. Я и не знала, что вы так можете сочинять. Ты слышал, Василек? А что-нибудь еще прочитайте.– Нет, я не люблю читать. У меня и памяти на подобные вещи нет. Вот пришло в голову под впечатлением.– Это удивительно. Прямо настоящий вы поэт.– Да ладно вам. Когда-то что-то такое пробовал.– А никому не показывали?– Зачем?– Ну как же, положено показать.– Заблуждение. Никем ничего не положено. Это тщеславие одно твердит: покажи.– Ну, не знаю, если хорошо, надо, чтобы и другие слушали.– Да другие не поймут.– Нет, я поразилась. А наш Василь в Киев завтра отбудет. Василек, покажи Андрею, как ты умеешь играть на гитаре. Он учился долго у нашего Романа Романовича. Ну, не упрямься, сынок. Конечно, не сочиняет так, как вы, но умеет петь известные песни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20