Я посмотрела в указателе на «Г», есть ли там Гартоны, и наткнулась на Глюка. Вот так фамилия, как пробка вылетает из бутылки, мне бы такую. Глюк, Глюк, Глюк, повторяла я, пока не заметила, что остальные ученики начинают на меня косо посматривать.Как же мне было хорошо!Переполненная музыкой, я прибежала домой и за чаем поцапалась с Робби. Он, по привычке, нацелился было один все слопать, но я почувствовала, что снова голодна, и он остался с носом. Мать не вмешивалась, она выглядела очень усталой. Вот и я так же ничего и никого вокруг себя не замечала, пока была целиком поглощена только собой. Интересно, почувствовала ли она, что со мной происходит? А что, если бы мне пришлось ей все рассказать? Это было бы жутко. Слишком долго я не разговаривала с ней по душам — можно сказать, с малолетства. А жаль, честное слово. Не знаю, почему так получается. Может быть, она уже не так любит меня большую, хочет, чтобы я вновь стала малышкой, чтобы опекать меня, шить платьица, петь колыбельные? Она просто не воспринимает меня такой, какой я стала.Едва освободившись, я побежала в гости к Крису. Мне не терпелось обрадовать его, сказать, что все в порядке, что нам снова можно вздохнуть спокойно. Дома его не оказалось, но я не жалела, что прошлась по свежим от дождя улицам.— С тобой все в порядке? — заволновался его отец, увидев меня. — Ты какая-то бледная.— Нет, все в порядке. Передайте Крису, что все хорошо.— Заходи, подожди его, если хочешь, — отец Криса всегда был очень приветлив. — Я думаю, он скоро объявится. Он отправился ползать по какой-то скалолазательной штуковине, не помню, как называется.Мне нравится отец Криса. Когда он говорит, никогда не знаешь, это он всерьез или подшучивает над тобой.— Я только должен выключить газ в подвале. Хочешь заглянуть в пещеру первобытного человека?Мы спустились по узенькой шаткой лесенке и оказались в подполье, в устроенной там гончарной мастерской. На полках дожидались обжига чашки, горшки и вазы разнообразной формы, а пол был заставлен коробками с удивительными надписями: Грог, Доломит, Древесный уголь, Охра… Было жарко и душно. Отец Криса выключил печь, и доносящееся изнутри гудение прекратилось.— Можно посмотреть, что там внутри?— Там слишком жарко. Обычно я жду сутки, прежде чем открыть заслонку. Посмотри вот лучше сюда, я все это только вчера обжег. — Он снял с одной из полок поднос с кружками. — Ну, что скажешь? — он довольно посмотрел на меня.— Потрясающе, правда? Еще бы!Он любовно поглаживал чашки, подносил их к свету, чтобы я могла увидеть на просвет узоры в виде раковин на дне. Я никогда не думала, что чашки могут быть объектом искусства. Чашки нужны, чтобы из них чай пить, верно?— Ничего нет приятнее, чем замешивание глины, — продолжал мистер Маршалл. Мне кажется, он просто одержим этим делом, все свободное время только этим и занимается. Может быть, про таких-то и говорят: «помешанный».— Ты никогда не пробовала? Это — как замешивание теста, только все происходит быстрее. Глина скользкая, словно рыба, и главное — нельзя с водой перебарщивать, не то жижа получится. Попробуй. Давай, все равно ждешь. Смелее.Он усадил меня за верстак, дал глины и поставил рядом бадейку с водой.— Сначала просто помни ее немного, почувствуй фактуру.Он запустил колесо и шлепнул на него кусок глины. Продавил углубление в середке и стал поднимать стенки своими крючковатыми пальцами, время от времени добавляя в массу воды.— Глина все помнит, — приговаривал он. — Как ты ее повернешь, такой она навсегда и останется. Прямо как я! — засмеялся он. — Упрямая.Глина растекалась под его пальцами, то ли жидкая, то ли твердая. Как живая. Я глаз не могла от нее оторвать.— Главное — смелее, и у тебя получится. Ну же, попробуй.В голове у меня звучало какое-то гудение. Я тряхнула головой и занялась глиной. Сначала я попыталась придать ей шарообразную форму, затем продавила в середине отверстие, в то же время приплюснув ее снизу. Меня абсолютно поглотило это занятие. Под моими руками возникала чаша, похожая на какой-то таинственный грот. Я поставила ее на стол, взяла еще маленький кусочек глины и стала из него что-то лепить. Голова продолжала гудеть, но я не обращала внимания. Сначала я даже не поняла, что слепила. Потом увидела у себя в руках малюсенькую глиняную куколку. Таких мы лепили в детском саду из пластилина. Крошечная головка, упитанное тельце. Она легко помещалась в одной ладошке. Я вдруг испугалась, что мистер Маршал ее заметит и поскорее спрятала фигурку в свою чашу, намочила ее края и стала загибать их навстречу друг другу, пока они не сошлись сверху, как лепестки закрывшегося цветка.— Что это у тебя получилось? — засмеялся мистер Маршалл.— Пасхальное яйцо?Что-то в этом роде. — Его голос словно оборвал мучительный затянувшийся сон. Я уронила яйцо на верстак, и оно откатилось от меня на край стола. В подвале было дико жарко и душно. Уши и щеки горели. Неожиданно воздух вокруг меня потемнел. За темной завесой, где-то далеко, громыхал голос отца Криса. Я словно плыла в горячем океане, ноги и руки болтались, как бревна, голова стала огромной и пустой, как дупло, а голос еще грохотал, но становился все дальше и тоньше — и наконец смолк. Когда я пришла в себя, я сидела у распахнутой двери в подвал, обдуваемая ночным ветерком. Отец Криса, держа меня за руку, испуганно склонился надо мной.— Вот дурак! Заговорился и совершенно забыл, как здесь бывает душно. Ну и напугала же ты меня, когда этак тихо кувыркнулась на пол — и точка. Посиди, подыши, скоро полегчает. Я сейчас одеяло принесу, чтобы ты не замерзла.— Извините, я не хотела… — Я и в самом деле вся замерзала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52