В рукописи была явная несуразица: выходило, что рыночные реформы противоречили интересам большинства населения. Поколебавшись, Рубашкин вычеркнул все цифры и названия рабочих профессий. От этого образ врагов перестройки потускнел и размылся, потерял осязаемость, сузившись до известных, ставших обыденными очертаний: совпартноменклатура и КГБ!
Неожиданно вспомнился Горлов. С одной стороны — типичный работник военно-промышленного комплекса, с другой — удачливый кооператор. Светочка Петрова, с которой Рубашкин иногда встречался в метро, рассказывала, что недавно Борис вдруг выдал подчиненным по сто-двести рублей. Сказал, что была удачная сделка, и что надо делиться с друзьями. Доброты у него не отнимешь, Горлов никогда не был жадиной, всегда выбивал у начальства повышенные премии.
Рубашкин посмотрел на часы, но все же потянулся к телефону и по памяти набрал номер. Горлов снял на третьем гудке, его голос был бодрым.
— Что так поздно? — спросил он, узнав Петра.
— Сердце подсказало, что не спишь, полный великих дум, — сказал Рубашкин.
— Все равно через пару часов уезжать…
— Куда?
— В Мурманск пятичасовым рейсом, чтобы вечером вернуться.
— С каких пор стали выписывать командировки на один день? — удивился Рубашкин. — Помню, ты меня в Североморск на две недели услал, а дел-то всего ничего: акты внедрения и протокол авторского надзора у адмиралов подписать.
— Я не в командировку, а сам по себе, — засмеялся Горлов. — Пароход, представь, задумал купить.
— Зачем тебе пароход? Какой? — изумился Рубашкин.
— Большой противолодочный с пушками и торпедами. Заменю системы наведения, введу правильное целеуказание и — вперед, с новым названием: «Смерть врагам империализма!» Как звучит?
— Звучит демократически, в духе времени, — Рубашкин мялся, не решаясь заговорить о деньгах. — Я, кстати, по делу звоню. От имени нашего общегражданского, демократического движения. Выборы приближаются, можно сказать, наш не последний, но решительный бой.
— Слышал! Нина все уши прожужжала: Ельцин, демократы, Собчак. Ельцин сказал то, Горбачев высказал это, Собчак показал, как закон уважать, а Гдляну с Ивановым взяточников сажать мешают. Борщ уплетаю и котлеты жую исключительно под агитацию и пропаганду, как в парткоме на политинформации.
— И как ты к этому относишься?
— Да, никак! Разговоры стихнут скоро, а металл останется. До сих пор уверен, что не делом ты, Петя, занялся. Помнишь к твоему дню рождения стихи сочинили: "Служил наш Петя инженером, наш Петя ГОСТ'ы изучал"?
— Помню: «Живи по СТП и ГОСТ'у, и будет все предельно просто». Я, Боря, потому все и бросил, что так больше жить нельзя.
— Можно! Вот в будущем году пробью финансирование под космическую тематику, брошу к чертовой матери коммерцию, и все будет в порядке. Снова заживем по ГОСТ'у.
— Ты уже не боишься по телефону говорить о космической тематике? К тому же — со мной? Или секретность отменили, а КГБ распущен? — спросил Рубашкин, и по наступившему молчанию понял, что Горлов задумался. — Если все оставить, как есть, тебя в следующем году посадят. Вспомнят и обязательно доберутся. Не забудь, кому ты обязан тем, что остался жив, здоров и на свободе!
— Петя, я тебе всегда помогал, ничего плохого между нами никогда не было. Я очень благодарен за ту статью в «Литературке» и понимаю, что она для меня значила, — неуверенно сказал Горлов.
— Не во мне дело, а в Системе! В их Системе. Завтра меня рядом не окажется, или сложится не так удачно. Прости за высокие слова, но наша борьба — это твоя борьба. Подумай, Боря, о себе подумай!
— Подумаю! Обещаю, — согласился Горлов, и Рубашкин почувствовал, что тот начинает тяготиться разговором.
— Прилетишь из Мурманска — позвони и встретимся, — перед тем, как попрощаться, сказал Рубашкин.
— Завтра вечером и прилечу. Сегодня здесь, завтра там, а завтра — опять здесь, — засмеялся Горлов и повесил трубку.
— С кем ты разговариваешь? — зайдя на кухню, спросила Катя.
— С Борей Горловым. Он через час улетает в Мурманск.
— Вчера его Нину встретила — не узнать. Дубленка из «Березки», сапоги — мне такие и не снились. Продукты покупает только на рынке. Хочет Машу в английскую школу переводить. Говорит, всего тысячу директору дала. А у нас опять деньги кончились, и папа ничего не прислал. У него неприятности: видно придется уходить на пенсию. Мама звонила, что был пленум Обкома, он вернулся и сразу в больницу угодил — чуть до инфаркта не довели. Там какой-то из новых на папино место рвется, хочет в секретари райкома, интриги копает.
— Твоему отцу самое время на пенсию. Не сегодня, так завтра все райкомы и обкомы разгонят, — рассеянно заметил Рубашкин.
— А мы тогда как будем? Сколько лет за папой, как за каменной стеной!
— Пройдут выборы, и меня в штат возьмут, обкомовцы ничего сделать уже не смогут. Потерпи, немного осталось, — успокоил жену Рубашкин и, дождавшись, пока она уйдет, застучал двумя пальцами по клавишам машинки.
«Время не ждет» или, нет — «Под ветром перестройки», — допечатав второй заголовок, решил Рубашкин. — «… В беседе с нашим корреспондентом член Координационного совета Ленинградского народного фронта, доктор геологических наук Марина Евгеньевна Салье сказала…»
«Нужно дать материал в форме интервью. Во-первых, живее, а во-вторых, не встанет вопрос, кому платить гонорар. Ясно, что журналисту, который брал интервью. А если писать статью за ее подписью, то гонорара — фиг дождешься», — подумал Рубашкин и вытер глаза, заслезившиеся от сигаретного дыма.
3.14 Видна дорога в три конца
В аэропорту «Мурмаши» Горлова встретил кавторанг Толя, с которым они летели в прошлый раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168