И вдруг занавес дернулся, скрыв из виду этот речной пейзаж.
— А вот интересно, есть ли у вас ключ? — небрежным тоном пробасил Монбоддо.
Вилем вздрогнул. Он напряженно вытянул шею, словно пытался уловить в воздухе какой-то ускользающий аромат: так олень на лесной поляне прислушивается к тихому треску сучьев.
— Ключ, сэр?
— Да. Ключ от этой шкатулки. Не доверил ли вам его случайно сэр Амброз? Печально, — проронил он тем же небрежным тоном, когда Вилем, удивленно раскрыв глаза, отрицательно покачал головой с какой-то тревожной решительностью. — Ужасно печально. Он мог бы избавить нас от лишних усилий.
Скрипнув обтянутым шелком стулом, он лениво отклонился назад и подхватил своей волосатой лапой инструмент — железный ломик, — стоявший у окна.
— Ну и что же, как вы думаете, мои дорогие? — Он помахал инструментом. — Рискнем мы открыть этот замок?
— Нет-нет, — с запинкой сказал Вилем. — Мы должны подождать…
Но Монбоддо уже наклонился вперед и схватил шкатулку своими толстыми лапами. Вилем нерешительно поднялся со стула. И в этот момент через окно из сада донеслись чьи-то похрустывающие шаги по заиндевелой земле.
Потребовалось несколько минут, чтобы открыть шкатулку. Она оказалась крепкой штучкой, вырезанной из красного дерева, срубленного на берегах Ориноко. И при этом также весьма ценная — одна из самых ценных среди многочисленных шкатулок Рудольфа, хранившихся в Испанских залах. Ее поверхность украшали алмазы из Аравии, лазуриты из Афганистана и изумруды из Египта, а кроме того — чистейшее золото, добытое в горах Мексики и перевезенное через океан испанским торговым флотом. Однако Монбоддо, этот великий знаток произведений искусства, не проявил должного уважения ни к ее красоте, ни к ценности. Он нанес три яростных удара по крышке и петлям, прежде чем Вилем успел вмешаться.
— Прекратите, я вам говорю. — Он попытался удержать толстую руку Монбоддо, когда тот снова размахнулся. — Нужно подождать, пока… — Но уже через мгновение мощный удар куда более крепкого Монбоддо сбил его с ног, и Вилем распростерся на полу.
— Без труда, — ударив еще раз по крышке, прорычал Монбоддо в свой воротник, — не вытащишь и рыбку из пруда.
Он пристроился на корточках около шкатулки и, покраснев от натуги, крякал, как будто сидел на ночном горшке. В глубоких морщинах у него на лбу скопились капли пота. Он пытался просунуть конец ломика под скобу, потом под язычок и, наконец, под дужку висячего замка, пытаясь сломать хоть что-то.
— Черт!
Ломик скользнул по замку, вызвав ответный металлический стон. Крышка скрипнула, словно протестуя, и затем глуховато зазвенела, когда Монбоддо, размахнувшись, нанес очередной яростный удар своей железякой. Один из камней раскололся, и его осколки, блестящие и голубые, как стрекозы-красотки, рассыпались по полу и закатились в угол. Поднявшийся с пола Вилем опять забормотал что-то протестующее. Эмилия слегка отступила назад. Она услышала, как на первом этаже хлопнула дверь, и собаки вдруг устроили новый переполох.
— Ахилл! Антон! Нельзя, фу, нельзя, нельзя!
Монбоддо уже стоял на коленях и, ругаясь вполголоса, с силой пропихивал плоский носик своего инструмента под засов — а потом навалился всем своим весом на другой конец ломика. Его голова затряслась от напряжения. Наконец золотая навеска замка вновь лязгнула, ее металл деформировался, и один из крепежных гвоздиков вылетел на свободу.
— Ха! Мы все же справились с ней, мои дорогие!
Гончие уже, повизгивая, цокали коготками по лестнице. Эмилии показалось, что она слышит сквозь этот возбужденный гомон звон шпор чьих-то сапог, ступивших на первые ступени. Она глянула на Вилема, но тот во все глаза смотрел на шкатулку. Второй гвоздик выскочил из своего гнезда. С грохотом вытащив ломик из-под искореженного замка, Монбоддо опустил голову и, набычившись, тяжело дышал, готовясь к очередной попытке. Шкатулка издала тихий стук, словно ее содержимое переместилось с места на место.
— Август! Амё! Нельзя, нельзя!
Первая из гончих влетела в комнату, преследуемая тремя другими, и один из псов опрокинул ржавый доспех, висевший на деревянной стойке. Застежка и шлем с опущенным забралом упали на пол и покатились в сторону Монбоддо. Но тот и бровью не повел. Еще четыре гончие ворвались в комнату и набросились на остатки пищи на столе. Вдребезги разлетелась тарелка. Звон шпор слышался уже в коридоре.
— О господи!…
С громким стоном замок сорвался с петель. Монбоддо вновь издал торжествующий вопль. Он по-прежнему сидел, склонившись над шкатулкой, на своих толстых ляжках, и пот уже капал с его носа; Вилем опустился на колени рядом с ним, его лицо необычайно побледнело. Эмилия прищурилась в тусклом свете. На нее нашло какое-то завороженное оцепенение от всего этого урагана грохочущих сапог, прыгающих собак, скачущих тарелок и доспехов. Шкатулка еще раз треснула, когда Монбоддо схватил ее своими волосатыми алчными лапами. Наконец он медленно поднял крышку.
— Ахилл!
Внутри оказалась другая шкатулка, точная копия первой, из полированного красного дерева, с золотыми петлями для ее бриллиантовых вставок. Монбоддо вынул ее, повернул к свету и пристально, нахмурив брови, поглядел на ее украшенные бока. Тыкающуюся носом собаку без слов отпихнули в сторону. Вилем все еще стоял рядом с ним, наклонив голову, и также выглядел удивленным. Монбоддо поднял крышку второй шкатулки и обнаружил там третью, еще поменьше, затем четвертую, еще меньше… — ряд деревянных коробочек, которые он отбрасывал в сторону одну за другой.
— Что? Что это такое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149