Теперь она поняла, что это было поведение Ричарда Глостера, который наверняка старался как можно чаще прятаться в темноту…Филип посоветовал Робби полюбить своего героя. И он, кажется, преуспел в этом, и влюбился к тому же в самого отвратительного персонажа во всей английской драматургии!Только сейчас Фелисия поняла – с опозданием на месяцы, годы – что в Голливуде Робби начал говорить как Рэнди Брукс, водить машину как он, держа руль одной рукой, ходить как Брукс: плечи ссутулены, руки опущены, будто он ждал, что ему в любой момент может потребоваться защищаться от публики. Своим сломанным носом Рэнди Брукс был обязан разгневанному хозяину бара, который решил, что Рэнди высмеивает его жену, и с тех пор он подходил к микрофону на сцене и к большинству людей в обыденной жизни, будто ожидал от них удара.Как она не замечала этого раньше! А сейчас она видела человека, влюбленного в Ричарда, увлеченного им, наслаждающегося его двуличностью и язвительностью, порабощенного им. Для Робби всегда было непросто полюбить кого-то, но сейчас он обнаружил в себе эту способность и обратил свою любовь на горбатого короля с такой силой, что теперь публика следила за ним, затаив дыхание.Фелисия почувствовала, как рука Филипа сжала ее руку; его длинные «артистические» пальцы, такие непохожие на пальцы Робби, вцепились в нее, как будто Филип был испуган. Он тоже понимал, что он сейчас видел: видел, как прямо у него на глазах исчезает его шанс быть названным величайшим актером своего времени. Фелисия почувствовала, как слезы заструились у нее по щекам: слезы радости за Робби, слезы собственного отчаяния. Робби был на сцене: сгорбившийся в углу, полускрытый тенью Ричард, его походка и хитрая усмешка напомнили ей Рэнди Брукса, хотя его лицо было копией Марти Куика – злое, угрожающее, и все же чем-то привлекательное – когда он отдавал приказ убить своего брата Кларенса.– «Дурак льет слезы; если ж вам придется заплакать, то посыплются каменья, – прошептал он, хищно усмехаясь. – Вы нравитесь мне, молодцы. За дело! Идите же скорей».Он отпустил их небрежным движением руки, хитро улыбнулся публике и подмигнул, потом, хромая, медленно пересек сцену, и перед тем, как скрыться за кулисами, оглянулся и посмотрел в зал, будто искал там кого-то. Фелисия ждала, что он посмотрит на нее, но вместо этого его взгляд устремился на кого-то, кто сидел позади нее. Он смотрел в ту сторону так пристально, что она не могла не удивиться, кто же привлек его внимание.Он чуть помедлил, едва заметно улыбнулся, будто хотел сказать: «Я же тебе говорил», с выражением одновременно вороватым и победным.Публика разразилась аплодисментами, будто занавес уже опустился, хотя убийцы до конца акта должны были еще разделаться с Кларенсом. Робби держал зал в таком напряжении, что остальных исполнителей можно было просто убрать со сцены. Аплодисменты все не смолкали, отдаваясь в ушах Фелисии с такой силой, что причиняли ей почти физическую боль, а двое убийц на сцене беспомощно стояли, ожидая, когда наступит тишина, и они смогут закончить свое черное дело.Фелисия оглянулась назад и в ужасе вздрогнула. Через три ряда от нее у прохода сидели двое мужчин в форме армии США: один был с погонами офицера, а другой был в полевой форме американского солдата, и они оба изо всех сил аплодировали Робби.Даже в темноте невозможно было не заметить, что лицо офицера поразительно походило на Ричарда, каким его изобразил Робби.Но не появление Марти Куика заставило Фелисию задрожать. Рядом с ним с выражением благоговейного страха на лице, с рыжими вьющимися, как прежде, волосами, сидел Рэнди Брукс.Боясь задержаться хоть на минуту, она пробралась к проходу и под покровом темноты выбежала из зала, оставив Филипа и Гая недоуменно смотреть ей вслед.
– Я никогда не видел ничего подобного, – дрогнувшим голосом сказал Брукс, все еще продолжая дрожать после сцены смерти Ричарда. Никогда в жизни он не видел ничего более жуткого ни на сцене, ни в кино. Каким-то образом Робби научился старому трюку фокусников, когда ты видишь, как меч входит в тело жертвы, и его острие, покрытое кровью, появляется с противоположной стороны. Как все хорошие трюки, он был сопряжен с риском, к тому же фокусникам не приходилось выполнять его в пылу сценического сражения. Рэнди видел этот фокус сотни раз на эстраде, но все равно непроизвольно вскрикнул от страха и зажал рот рукой, когда увидел, как меч вошел в грудь Робби, а его острие, пробив доспехи на спине, появилось снаружи, и кровь брызнула на сцену.Робби закатил глаза, рот у него открылся, рука вцепилась в клинок, будто его жизнь зависела от того, сможет ли он вытащить меч из раны, потом он издал крик, не страха или боли, а крик мучительного разочарования, крик глубокой, искренней тоски.Надломленный, как мученик, он упал на колени, слабо дергая меч, а кровь струилась у него между пальцами, потом он невидящим взглядом посмотрел на публику, и отвратительная усмешка появилась у него на губах, будто он хотел сказать: «Ричард убил бы вас всех, если бы мог!», и, упав вперед, сполз по наклону сцены, гремя доспехами, прямо к рампе; его торс и голова свесились со сцены, а корона, свалившись с головы, со звоном покатилась в оркестровую яму.Рэнди до крови закусил губы. Даже Марти был поражен ужасом.Его обычно красное лицо было бледно как мел. Рэнди показалось, что он может потерять сознание.– Ты в порядке? – спросил он, повышая голос над громом аплодисментов.Марти кивнул.– В порядке, – ответил он, хотя по его виду этого было нельзя сказать.Он продолжал молчать, пока они шли за кулисы и поднимались по узкой металлической лестнице в гримуборную Вейна, путь к которой загораживала целая толпа поклонников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154