Старуха уже приложила немало усилий, чтобы затмить и превзойти салон мадам Жоффрен. Бороться еще и с собственной племянницей было невыносимо. Жюли пришлось уйти.
Салон раскололся на тех, кто выбрал Жюли, и на тех, кто остался с мадам дю Деффан. Свой выбор я сделал без труда, и за мной последовали и другие, включая и тех, кого мадам дю Деффан считала своими самыми верными союзниками. Определенно, это был тяжелый удар для пожилой женщины, которая никогда прежде не сомневалась в прочности своего положения и уважительном отношении окружающих, многие из которых в решительную минуту покинули ее.
Но звезда ее закатилась, и теперь настала очередь Жюли стать хозяйкой лучшего парижского салона. Были, конечно, практические трудности, в основном — отсутствие и денег, и дома. Мадам Жоффрен с радостной готовностью пришла на помощь Жюли из чувства искренней привязанности — и из стремления свести счеты со старой соперницей. Она обеспечила Жюли значительным ежегодным содержанием и предоставила ей дом на улице Бельшасс, недалеко от монастыря Сен-Жозеф. Не было недостатка в пожертвованиях и от других лиц. Герцогиня Люксембургская подарила мебель, а многочисленные друзья помогли деньгами и предметами обстановки. Я также помог всем, чем мог, а вскоре и сам переехал на улицу Бельшасс.
Возвышение Жюли неблагоприятно отразилось на ее хрупком здоровье, и вскоре после ее переезда на улицу Бельшасс до меня дошли слухи о ее болезни. Я немедленно приехал к ней и нашел ее на кровати без сознания. Лицо ее было покрыто горячечным потом. Это была оспа.
— Дорогая моя Жюли!
Я сел рядом с ней и отпустил служанку, ибо не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как расстроило меня это ужасное зрелище. Я впервые взял ее за руку, хотя был влюблен в нее уже больше десяти лет. Наконец она открыла глаза.
— Господин Д'Аламбер, это вы? Я так надеялась, что вы придете.
— Я не мог поступить иначе. Неужели вы думаете, что я мог бы спокойно работать, зная, что вы здесь одна и некому поговорить с вами?
— Но вы заняты очень важным делом, господин Д'Аламбер, и я не должна вас от него отрывать. Скажите, чем вы теперь занимаетесь.
— Прошу вас, давайте не будем сейчас думать о математике.
— Пожалуйста, господин Д'Аламбер. Я хочу слушать вас и постараюсь отдохнуть, пока вы будете говорить. Расскажите мне о задачах, которые вы находите столь интересными.
Я начал рассказывать Жюли о своей работе, и она закрыла глаза. Она проспала час или немного больше, и все это время я молча просидел возле ее постели. Внезапно она вскрикнула, не открывая глаз.
— Ах, Абель!
— Жюли, что с вами?
— Ты пришел ко мне. Каким воспитанным молодым человеком ты стал!
— Жюли, вы бредите…
— Давай я покажу тебе зеркала — видишь, как они красивы. Но берегись той огромной слепой великанши, которая живет здесь.
— Прошу вас, очнитесь, это всего лишь сон.
— Она откусит тебе голову, если найдет тебя здесь. Абель, беги скорее, прячься… Смотри, все уже приехали, но где же господин Д'Аламбер?
— Я здесь, Жюли, рядом с вами.
— Я не вижу его. Где мой друг? Я так хочу видеть его и смеяться его шуткам. Здесь нет никого умнее, чем он.
— Жюли, очнитесь. Это я, ваш друг.
— Что это за голос? Что, это зеркало разговаривает со мной? Как может говорить зеркало? Оно не говорит, если этого не хочет тот, кто в него смотрится. Что ты хочешь сказать мне, зеркало?
— Жюли, вы слышите меня?
— В самом деле слышу, зеркало, а теперь скажи мне, где может быть господин Д'Аламбер?
— Он здесь, рядом с вами, и хочет, чтобы вы отдохнули.
— Я не смогу отдыхать, покуда не отыщу его. Что еще ты хочешь сказать мне, зеркало?
Она слышала меня, но не могла понять, кто говорит. В таких странных обстоятельствах я набрался наконец мужества, которого так не хватало мне все прошедшие годы.
— Жюли, господин Д'Аламбер любит вас.
— И я люблю его, ведь он мой друг.
— Я хочу сказать, что господин Д'Аламбер влюблен в вас и готов отдать за вас жизнь.
— Какой вздор, зеркало! Что означает влюбленность? Это всего лишь состояние, вызванное определенным сочетанием телесных соков. Разве сам господин Д'Аламбер не говорил тебе этого?
— Но любовь — это нечто большее, это постоянный голод…
— А голод — это не более чем реакция нервов желудка на отсутствие пищи. Разве не можем мы вообразить себе машину, способную испытывать чувство голода? Мы могли бы сконструировать ее таким образом, чтобы у нее был пузырь или мешок, куда для переваривания поступает пища. Машину можно сделать таким образом, чтобы она повторяла введение пищи, когда мешок пустеет. Разве не скажем мы в таком случае, что машина испытывает голод?
— Но, Жюли, никакая машина не может чувствовать, как я…
— Ты уверено в этом, зеркало? Ведь ты — ничто, и состоишь только из моего отражения. Если я ущипну себя за щеку, ты почувствуешь мою или свою боль?
— Твоя боль, Жюли, — это и моя боль.
— То есть, если я более способна переносить страдания, а ты меньше, тогда, чувствуя мою боль, ты страдаешь больше, чем я, как же в таком случае можно говорить, что эта боль принадлежит мне? Ответь мне, зеркало.
— Жюли, ты заговариваешься, ты городишь вздор.
— Я учу тебя мудрости, которой набралась у господина Д'Аламбера. Но где же он?
— Он с тобой, Жюли. Куда бы ты ни пошла, его любовь следует за тобой.
— Что за глупость, зеркало? Как может одна и та же вещь быть одновременно со мной и не со мной? Это означает, что она может существовать в теле и одновременно вне его, что она занимает материальное место, но не имеет материальной сущности…
— Я люблю тебя, Жюли, и готов умереть ради тебя.
— Но если ты умрешь, зеркало, то и я должна буду последовать за тобой, ибо разве может человек существовать без своего отражения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70