За несколько дней до воздушной катастрофы, несколько дней спустя, кто помнит? Драматические события этого дня – машины «скорой помощи», телевизионщики, репортеры – заслонили все остальное. Он сел в парижский автобус, но повторилось то же самое: никто ничего не мог сказать об англичанине и белокурой английской девочке. Он наводил справки в кафе и автобусах возле автовокзала и запросил свои контакты в преступном мире, но ничего нового не узнал. След, если и был след, давным-давно остыл. Он подумал, что для Нелл, пожалуй, лучше, если ее нет в живых. Ему было прекрасно известно, какая судьба скорее всего ожидает потерявшихся детей, когда они попадают не в те руки. Торговля живым товаром существует по-прежнему – все виды зла и порока процветают в этом нашем мире, они не исчезают оттого лишь, что газеты про них забывают. Для его клиентки существовало лишь одно различие – мертвая или живая. А «живая» для нее значило – живая и вне какой бы то ни было опасности. Он не мог, он не хотел растолковывать иные возможности.
Вернувшись в Англию, он навел дальнейшие справки о контактах Блоттона и его профессиональном поведении. Миссис Блоттон захлопнула перед ним дверь. Но это не указывало на ее соучастие в мошенничестве. Просто проявление ее прискорбного характера. Местная полиция согласилась держать дом под наблюдением. Рано или поздно, подсказывал его инстинкт, Эрик Блоттон восстанет из мертвых, чтобы наложить руку на два миллиона своей жены. Он рекомендовал авиакомпании ЗАРА возобновить расследования и как можно долее – в рамках закона – оттягивать передачу этой суммы. Отсрочки были неизбежны в любом случае. У компании хватало хлопот с обычными исками родственников погибших, каковые по заведенному порядку удовлетворялись, начиная не с первых, а с последних букв алфавита. Пока очередь дойдет до Блоттона, времени минует много, даже если они старались бы ускорить процесс.
Ну а что до Нелл, он испробовал все и ничего больше сделать не мог. Встретившись с Хелен в укромном кафе, он рекомендовал ей принять совет и помощь своих близких, тех, кто ее любит, и признать, что Нелл погибла. Но она, казалось, слушала не его, а внутренний голос, твердивший «она жива». Ее чека он не взял. Да и в любом случае чек был на мизерную сумму, выкроенную из денег на хозяйство. Она представления не имела, как дороги его услуги. Он ей этого не сказал.
Ему хотелось обнять ее, только чтобы оберечь. Ее будущему угрожала ее собственная натура. Или же желание обнять ее диктовалась чем-то совсем-совсем иным? Возможно, но ведь это ничего не меняло.
Она допила кофе и собралась уходить. На мгновение она прижала свою белую руку к его черной щеке и сказала:
– Спасибо. Я рада, что в мире есть такие мужчины, как вы.
– А каким вы меня видите?
– Смелым, – сказала она. – Смелым, надежным и добрым.
Что, естественно, означало: не таким, как мой отец, как Клиффорд, – с сожалением должна добавить, что Саймона она практически мужчиной не считала.
РАЗГОВОРЫ
Читатель, я для вас запечатлею несколько разговоров. Первый – между Клиффордом и Фанни, его секретаршей-любовницей. Сцена – сотворенный прославленным архитектором дом Клиффорда за городской чертой Женевы, воплощение элегантности и роскоши с плавательным бассейном в форме раковины, отражающим синее небо и снежные вершины гор, с рисунками на стенах из панелей светлого дерева (рисунки постоянно меняются и сегодня это весьма недурной рисунок лошади Франка, набросок дохлой собаки Джона Лалли, три пейзажа Джона Пайпера и действительно превосходная гравюра Рембрандта), со светлыми кожаными креслами и стеклянными столами.
– Клиффорд, – резко говорит Фанни, – ты не имеешь права винить Хелен в смерти Нелл. Это ты решил ее похитить. Это из-за тебя она оказалась в самолете. Если винить кого-то, то только тебя.
Фанни сыта по горло, и с полным на то основанием. Во-первых, Клиффорд пригласил ее переехать к нему только потому, что ожидал Нелл. После страшного дня авиакатастрофы она осталась нянчить Клиффорда, пока он находился в тисках горя и отчаяния. Она покрывала его на работе, ибо порой его депрессия была настолько тяжкой, что он напивался и был не в состоянии принимать решения. А принимать их было необходимо: через пять коротеньких месяцев «Леонардо» должна была открыть свои женевские галереи, отданные под творения современных мастеров, и в день открытия эти современные мастера так или иначе должны были висеть на стенах. Полотна предстояло извлечь из мастерских художников или из частных домов, где они каким-то образом оказались – подарены под пьяную руку или проданы вопреки контракту, – а ведь каждое застраховано на гигантскую и весьма проблематичную сумму, – но важнее всего были художественные решения: эту картину выбрать или ту? Эти-то решения Фанни и принимала от имени Клиффорда. Принимала безошибочно, и вот теперь, протрезвев и снова став самим собой, он отказывается упомянуть о ней в предисловии к каталогу. Она в бешенстве. Пусть обнимает ее по ночам, пусть улещивает сладкими словами сколько хочет, с нее довольно.
– Ты эгоистичный, жадный и самовлюбленный эгоцентрик! – кричит она (она, которая обычно так мягка и покладиста). – Ты больше меня не любишь!
– Я тебя никогда не любил, – говорит он. – По-моему, мы друг друга измотали. Почему бы тебе не собрать вещи и не переехать?
Конец разговора, конец сексуальной связи. Она-то ждала немножко другого. Ей казалось, что он отправится за ней. А он этого не сделал. На следующий же день в женевской утренней газете появилась фотография: Клиффорд Вексфорд в ночном клубе обнимает за талию Труди Берфут, кинозвезду, которая только что выпустила в свет бестселлер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128