Теперь он не торопился, полоскался с удовольствием — он ведь ждал, пусть и его подождут. Потом, пробравшись через тесноту голых тел, нашел место у стенки и принялся вытираться. Он уже собирался выходить из душевой, обвязавшись опять по бедрам сырым полотенцем, как вдруг услышал, что что-то стукнуло, послышалась возня и тот же голос, что перед этим мычал коровой, прогнусавил с явной издевкой:
— Бах-бах! Тр-рах-тарра-рах! А у бедненького Ку-упер-ра опять мыльце упало в водичку! Ха-ха-ха! — Солдаты снова засмеялись. Адамчик, даже не оглянувшись, выбрался из душевой.
Закончив вечерний туалет и надев чистое белье, он почувствовал прилив бодрости. Ему даже показалось, что жизнь здесь не такая уж плохая. Вчера вон в кино ходили Здорово! Как и воскресные посещения церкви, этот выход в кино был возможностью хоть на какое-то время избавиться от Магвайра и всего, что с ним связано. В том числе и от этого кубрика.
Там, в клубе, где темнота зала вдруг отгородила его от всех окружающих, ему на миг показалось, что он выбрался с этого ненавистного острова, вновь вернулся к прежней жизни. И даже когда закончился сеанс, погас экран и взвод возвратился в ярко освещенную казарму, чувство облегчения, даже радости, больше уж не оставляло Адамчика. Успешная сдача зачетов лишь прибавила бодрости, уверенности в своих силах. Да и сам фильм ему тоже понравился — в нем рассказывалось о новобранце, которому тоже сперва было трудновато, все у него не ладилось, но потом дело пошло на лад, и все закончилось благополучно. Даже очень благополучно.
Лежа после отбоя на койке, он вновь припоминал эпизоды этого фильма. Главным героем был не очень-то покладистый парень. На первых порах у него буквально ничего не клеилось, он часто ошибался и очень из-за этого переживал. Но постепенно дела стали налаживаться, и к концу фильма он не только гордо стоял со всеми вместе на церемонии по случаю выпуска, но и был удостоен чести нести взводный вымпел. Гремел полковой оркестр, аплодировали многочисленные гости. Да и сержант-инструктор (его играл Джек Уэбб), показавшийся сперва всем не очень привлекательным типом, под конец оказался отличным парнем — внешне грубоватым и не очень вежливым, но зато справедливым и по-настоящему глубоко сердечным человеком. Его внешняя грубость объяснялась очень просто: он должен был превратить этих желторотых юнцов в настоящих мужчин, способных постоять за себя в трудную минуту, выжить в самом тяжелом бою. За суровой внешностью человека часто скрывается большое сердце.
Шагая в строю из клуба, Адамчик на какое-то мгновение даже почувствовал, как у него затуманился взор, набежала слеза.
— Эй, Джо, — шепотом позвал он лежавшего на верхней койке Уэйта (они уже улеглись, в казарме был выключен свет). — Тебе понравилась картина?
— Не знаю.
— То есть как это?
— А я спал всю дорогу.
— Ну, ты даешь!
— Правда. Устал как собака.
— А мне так здорово понравилась…
Уэйт на верхней койке тяжело перевалился с боку на бок. Пружины жалобно заскрипели.
— Ты знаешь, Рыжий, — вдруг сказал он, свесившись головой вниз, — по-моему, это все такая липа, что даже уши вянут, ей-богу. Мура сплошная, вместе с этим пижоном Джеком Уэббом. У него же вся эта муть чуть ли не из ушей лезет…
— А мне вроде показалось здорово. И этот молодой солдат. Вроде как у меня — тоже все поначалу не ладилось.
— Ладно уж тебе. Давай-ка спать лучше.
Но Адамчику не спалось. Он уселся в постели, высунул голову, пытаясь разглядеть товарища.
— Слышишь, Джо. А верно ведь, что у меня помаленьку налаживается? Как думаешь, получится? Сдам я?
— Да вроде бы… Спи ты.
— Погоди минутку. Вот сегодня на зачете…
— Да угомонись же. Вот ведь привязался. Ты что хочешь, чтобы я соскочил с койки и гимн распевать принялся, что ли? Говорю, спи.
— Ну, ладно… Спокойной ночи.
Повернувшись на бок, он начал уже было засыпать, как вдруг услышал, что Уэйт снова свесился к нему:
— Не такая уж все это важная штука, Рыжий, — прошептал он.
— О чем это ты? — Адамчик открыл глаза, с напряжением всматривался вверх, ожидая ответа. Но Уэйт больше ничего не сказал.
«Чудной он все же парень, — подумал Адамчик. — Никогда не знаешь наперед, что выкинет. И говорит другой раз так, что понять ничего нельзя. Истинно чудной».
Стараясь не шуметь, он протянул руку к подсумку, осторожно расстегнул его и вытащил четки. Перебирая бусинки, начал потихоньку читать молитвы — сперва в благодарность за удачный день, потом за предстоящие на следующей неделе зачеты по стрельбе.
— Господи, — шептал он, отсчитывая очередную бусинку, — помоги мне быть внимательным на стрельбище, укрепи руку, сделай так, чтобы я не провалился…
Так он и заснул. Четки лежали на груди.

Когда Адамчик начал похрапывать, Уэйт еще не спал. Он лежал на спине, глядя в потолок. В последнее время с ним происходило что-то непонятное. Куда девалась прежняя легкость, собранность, подтянутость. Не было и уверенности в том, что все идет так, как надо. Он старался, как мог, избавиться от этого неприятного ощущения, говорил себе, что просто, наверно, немного устал и скоро все пройдет. Но успокоение не приходило. Даже сон пропал.
Сегодня вечером он получил письмо от Кэролин. Она писала, что не сердится на него и желает ему всего самого лучшего в жизни, успехов в его солдатской карьере. Несколько ранее пришло письмо от матери, сообщавшей, будто Кэролин уже стала забывать его и сейчас даже встречается «с одним очень славным молодым человеком, который, по словам миссис Маклин, работает помощником управляющего в большом универмаге где-то в центре города».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119