К тому же Кецалькоатль просит, чтобы на следующих выборах ты не выставлял свою кандидатуру.
– Я чем-то вызвал его недовольство? – спросил Сэм.
– Он просит об этом, следуя моему совету, – сказала она. – Будет лучше, если все на этой земле увидят его лицо, а твое останется в тени.
Сэм кивнул головой.
– Скажи мне, а он похож на ангела? – спросил он.
– Он прекрасен, – ответила она, – но не так чист.
Потом они обнялись и заплакали. Впрочем, это продолжалось всего лишь мгновение. А потом сопровождающие ее люди вновь подняли ее на носилки, а Сэм вместе с Карпентером вернулся к вертолету. Больше они уже не встретились.

Выйдя на пенсию, я как-то приехал навестить Сэма, горя желанием задать ему кучу вопросов, которые возникли у меня после его встречи с Девственной Америкой.
– Вы ведь знали друг друга,– настаивал я,– вы ведь встречались раньше.
Тогда он и рассказал мне всю эту историю.
Это было тридцать лет назад. Их обоих уже нет в живых, а я настолько стар, что мои пальцы бьют по клавишам с изяществом деревянных чурок. Но я пишу это, сидя в тени дерева, которое растет на гребне холма. Я смотрю на все эти леса и сады, поля, реки и дороги, на месте которых когда-то были лишь скалы, песок да полынь. Это как раз то, чего так хотела Америка. Ради этого мы прожили свои жизни. И даже если мы шли извилистой дорогой, часто сбиваясь с пути и получая удар за ударом, даже если мы едва дошли до цели, все равно нам стоило проделать весь этот путь, поскольку этим местом оказалась столь долгожданная и столь многообещающая земля.


Авторская ремарка


СИКАМОР-ХИЛЛ

Хотя я порой и прекращал писать малую прозу, но никогда не делал этого намеренно. Я даже не замечал, что перестал писать рассказы, пока кто-нибудь не указывал мне на это. Тогда я пытался найти объяснение.
Причина заключалась не в том, что я писал романы – некоторые из своих лучших коротких работ я написал уже после того, как закончил первые три книги.
Возможно я прекратил их писать потому, что научился писать романы. К тому моменту когда я закончил «Надежда Харта», «Хроники Вортинга» и рукопись «Святые» объемом в тысячу страниц, мне показалось, что моя большая проза обрела более естественный вид. Я уже привык к тому, что у меня есть возможность расширить и конкретизировать текст и даже немного его затянуть, а также ввести множество различных сцен.
Даже те немногие короткие рассказы, написанные мною за последние несколько лет, фактически представляли собой сюжеты, полностью раскрыть которые можно было только в объеме романа. Поэтому из них трудно было что-либо изъять. «Изменившийся человек и Король Слов» – последний мой рассказ, увидевший свет, потребовал огромных усилий, которые мне пришлось затратить, чтобы сократить его до нужного размера. Я вынужден был многое убрать, что изменило рассказ в худшую сторону. Перед этим я написал два рассказа, столь же слабых, как и те, от которых отказалось издательство Бена Бова еще в те времена, когда я начинал писать. Рассказ, который я написал осенью 1983 года, был первой главой романа. Редакторы обратили внимание на этот факт и не стали покупать у меня этот текст.
Думаете, меня это ничуть не обеспокоило? Ведь я был тем самым малым, который в период с 1977 года по 1981 опубликовал более сорока рассказов. Четырежды мои рассказы были представлены в номинациях премии «Хьюго» и дважды в номинациях премии «Небьюла», что обеспечило просто невероятный успех моему второму роману. В общем, вы меня знаете, я тот, кого Тед Уайт обвинил в недостойной саморекламе.

И вот теперь я больше не мог писать коротких рассказов.
Я даже думать о них не мог.
Теперь, казалось бы, не было серьезных причин для беспокойства. Во всяком случае, пока я продаю романы по сходной цене. Мои детишки не умрут от голода только потому, что мне нечего отправить Эду Ферману.
Теперь я даже не читал малую прозу. Я не читал ее с тех самых пор как написал свою статью, посвященную обзору малой прозы в журнале «Сайенс Фикшн Ревью». С тех пор я заглянул в журнал не более чем пару раз, и только для того, чтобы прочитать рассказ кого-нибудь из моих близких друзей. Не думаю, что я прочел больше трех научно-фантастических романов, которые сам я не писал с 1982 года.
Поэтому когда Марк Ван Нейм и Джон Кессель пригласили меня выступить на семинаре писателей в Сикамор-хилл, что близ города Роли, штат Северная Каролина, я сначала засомневался. Впрочем, к семинарам я относился положительно – в свое время мне нравилось преподавать в Кларионе, и вести курс по написанию НФ прозы в Университете Юты. И там я вел семинары и был в полном восторге от этой работы. В общем, я согласился и сказал, что они могут на меня рассчитывать.
А потом я понял, что семинары в Сикамор-хилл будут существенно отличаться от того, с чем я уже имел дело. В Сикамор-хилл мне предстояло подвергнуть риску собственные рассказы, выставив их на обсуждение.
А какие, собственно, рассказы я мог предложить?
Я выслал положенные тридцать пять долларов, отметил в календаре оставшиеся до выезда дни и ушел с головой в написание «Голоса тех, кого нет» и текста лекции «Первопроходцы космоса» для планетария Хансена в Солт-Лейк-Сити. Уже написав «Голос» до половины, я понял, что должен выбросить этот черновой набросок в корзину. Мной овладело дурное настроение, и я решил, что это не та книга, которую хотелось бы написать. Был уже ноябрь, и я приступил к рассказу для антологии лауреатов премии Кэмпбелла, которую составлял Джордж Мартин. Сроки предоставления текста уже давно истекли. «Вот этот рассказ я и возьму с собой в Сикамор-хилл»,– подумал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113