«Я не избрала тебя, – шептала ему земля.– Я могу говорить лишь с теми, кто слышит меня. И поскольку ты так устроен, что можешь слышать меня и понимать, я говорила с тобой и привела тебя сюда, чтобы ты спас меня, спас меня, спас меня. Ты знаешь, какую пустыню они из меня сделают? Они заключат меня в облако огненной пыли или накроют слоями льда. И в том, и в другом случае я погибну. Моя единственная цель в том, чтобы ростки жизни пробились сквозь мою почву и ощутили на себе тяжесть ступни живого существа, услышали пение птиц и какофонию звуков, издаваемых животными, рычание, мычание, щебетание, все, что они смогут услышать. Я прошу тебя только раз исполнить танец жизни, чтобы создать человека, мать которого научит его, как стать Кецалькоатлем и спасти меня, спасти меня, спасти меня».
Он слышал этот шепот и видел сон. В этом сне он встал и снова пошел в Агуалинду, но не по тропе, а прямо сквозь заросли джунглей. Путь оказался долгим, и пока он шел, листья деревьев касались его лица, пауки ползли по его телу, древесные ящерицы запутывались у него в волосах, обезьяны испражнялись на него, норовили ущипнуть и все время что-то тараторили, змеи обвивались вокруг его ног. Он переходил вброд ручьи, и рыбы ласково прикасались к его голым лодыжкам. И все они пели ему песню, которую могли бы петь священники на свадьбе короля. Он и сам не заметил, как во сне потерял всю свою одежду. Он вышел из джунглей на заходе солнца и абсолютно голый вошел в деревню Агуалинда. Все индейцы рассматривали его, выглядывая из дверей своих лачуг и при этом щелкали языками.
Проснувшись в темноте, Сэм услышал тяжелое дыхание своего отца. Должно быть, он проспал всю вторую половину дня. Но какой сон! Он чувствовал себя как выжатый лимон.
Сэм шевельнулся, намереваясь встать и сходить в туалет. И только в этот момент до него дошло, что он в постели не один и что это совсем не его постель. Она заворочалась во сне и прижалась к нему, а он заорал от страха и гнева.
Этот крик ее разбудил.
– В чем дело? – спросила она.
– Это же только сон, – сказал он, скорее для того, чтобы убедить в этом самого себя.– Все это только сон.
– Ну да, – согласилась она. – Так оно и было, но только всю ночь, Сэм, мы с тобой видели один и тот же сон, – она усмехнулась. – Всю эту ночь.
Это случилось, когда он спал. Но все, что с ним произошло, не исчезло, как это обычно бывает с видениями, которые видишь во сне. Его память четко зафиксировала, как он снова и снова изливал в нее свое семя, как ее пальцы сжимали его тело. Он вновь ощутил на своей щеке ее горячее дыхание и услышал ее шепот, который снова и снова повторял одно и то же слово:
– Aceito, aceito-te, aceito.
Нет, это не было любовью. Когда он испытывал оргазм вместе с землей, которая им в этот момент управляла, Анамари не любила его, а лишь впускала в себя бремя, которое он в нее извергал. До этой ночи оба они были девственниками. Теперь же, превратившись в Девственную Америку, она стала даже чище, чем прежде, а его чистота была безнадежно растрачена и навсегда исчезла. Она вошла в эту немолодую женщину, которая преследовала его в сновидениях.
– Я тебя ненавижу,– сказал он.– Ты меня обокрала.
Он встал и принялся искать свою одежду, смущаясь того, что она на него смотрит.
– Никто не сможет тебя обвинить, – сказала она. – Нас обручила земля, она свела нас друг с другом. В этом нет никакого греха.
– Да, – сказал он.
– Это случилось только один раз, но теперь у меня есть все, что необходимо. Теперь я смогу начать.
– А со мной теперь все кончено.
– Я не хотела тебя обкрадывать, – сказала она. – Я не знала, что ты все это делаешь во сне.
– Я думал, что вижу сон, – сказал Сэм, – но я полюбил этот сон. Мне снилось, что я совершаю прелюбодеяние и что оно мне в радость.
Он произнес эти слова с болью в голосе.
– Где моя одежда?
– Ты пришел сюда без нее, – сказала она. – И это было первым признаком того, что ты меня хочешь.
В небе светила луна, и до рассвета было еще далеко.
– Я сделал то, чего ты хотела, – сказал он, – теперь я могу идти домой?
– Делай, что хочешь, – сказала она, – я все это заранее не планировала.
– Я знаю. Я ведь даже не разговаривал с тобой. Когда он упомянул слово дом, он вовсе не имел в виду лачугу, провонявшую пивом, в которой сейчас храпел его отец.
– Когда ты меня разбудил, мне как раз снился сон, – сказала она.
– Я не желаю этого слышать.
– Он уже появился, – сказала она, – этот мальчик внутри меня. Он замечательный мальчик. Но думаю, что ты никогда в жизни его не увидишь.
– Ты расскажешь ему обо мне?
Она усмехнулась:
– Рассказать Кецалькоатлю о том, что его отец европеец? Человек, который краснеет? Человек, который может обгореть на солнце? Ну нет, я не буду ему рассказывать. Я не буду этого делать, пока однажды он не станет жестоким и не пожелает наказать европейцев даже после того, как они будут побеждены. Тогда я скажу ему, что первым европейцем, которого нужно наказать, является он сам. Вот, возьми эту бумагу и напиши на ней свое имя, оставь отпечаток пальца и проставь дату.
– Я не знаю, какой сегодня день.
– Двенадцатое октября, – сказала она.
– Но сейчас еще август, – возразил он.
– Пиши двенадцатое октября, – настаивала она. – Я на твоих глазах создаю легенду.
– Но сегодня же двадцать четвертое августа, – пробормотал он, но все же проставил дату, которую она назвала.
– Вертолет прилетит сегодня утром, – сказала она.
– До свидания, – попрощался он, и направился к двери.
Но ее руки не дали ему уйти. Схватив Сэма за плечо, она притянула его к себе и обняла, но теперь это произошло уже наяву. В дверях дома их тела слились в объятии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113