Я видел, как она отрицательно мотает головой. Наконец они расстались, и она добрела по песку до меня, а старик все стоял на месте.
– Что ты умчался как угорелый? – накинулась она на меня. – Даже не попрощался с беднягой.
– Он нам машет.
– Ах ты, господи боже, – вздохнула она и стала махать ему в ответ. – Не стой истуканом, помаши человеку на прощанье.
Мы стали оба махать и кончили первыми.
– Пошли, – сказала она. – Поищем, где потише.
– Пойдем на пирс.
Но она сграбастала мою руку и потянула совсем в другую сторону, и я понял, что спорить бесполезно. Мы еще немного прошли, и она спросила:
– Он еще там?
– Еще там.
И тут я увидел, что с ее лацкана понуро свисает роза.
– А у тебя его роза!
– Духу не хватило отказать. Что он там делает?
– Стоит как часовой.
– Уходил бы, что ли, скорее. Посмотри еще раз, только весь-то не оборачивайся!
– Уходит.
– В какую сторону?
– В другую. К пирсу.
– Слава богу. Возьми у меня сумку. Она отшпилила розу.
– Сейчас он вряд ли нас видит, правда? Идиотство, конечно, но не могу я с этим ходить. Так он мальчишкой и остался.
И, словно девочка, спрятав цветок за спину, она обернулась и посмотрела поверх голов, которыми был утыкан песчаный берег.
– Верно. Уходит, бедняга.
Она подошла к коробящейся кромке моря и бросила подарок неловким движением, словно стеснялась своего поступка. Цветок сначала запрыгал в водовороте, потом вода отошла, приняв его на свою грудь, потом накатил вал и поглотил его.
– Кончен бал, – сказала она, и откуда ей было знать, что годы спустя новый прилив вынесет розу? Мы постояли, она не появлялась. – Потопла, – чуть слышно сказала она, и откуда ей было знать, что еще много-много раз я по первому же крику чайки буду видеть ее розу на холодном, нежном и бесплодном морском лоне.

1 2 3