В этом она вся. Она может быть рассеянной и несобранной, но только до той поры, пока жизнь позволяет ей расслабиться. На самом деле в ней сидела дотошная бизнес-леди, именно она вела всю бухгалтерию в семье, хранила все чеки и квитанции.
– Вот еще что, когда прочтут завещание, не показывай разочарования, если нам досталось не слишком много, – предупредила мама, словно снова учила, как вести себя среди англичан. – Тетя Пенелопа была довольно взбалмошной особой, и детей у нее не было, так что не для кого было откладывать сбережения. Возможно, она оставила нам какие-нибудь инвестиционные бумаги и украшения. Она ни дня в своей жизни не работала, если не считать ее попыток петь и танцевать, так что я уверена, она растранжирила даже то, что оставили ей родители. Ей ведь девяносто было, и в отличие от моей мамы она не отличалась бережливостью. Когда увидишь Джереми, обязательно спроси о его матери, ты ведь помнишь тетю Шейлу?
– Хорошо, – нетерпеливо кивнула я. – Я лучше пойду готовиться. – Сейчас, когда я мысленно уже смирилась с тем, что мне предстоит вернуться в отель и рассказать всем о своей поездке, мне стало как-то удивительно радостно.
У меня еще ни разу не было такой серьезной финансовой причины, чтобы взят отгул на работе. С тех пор как я устроилась консультантом по декорациям, я только и думала о том, как загрузить себя работой.
– Приятных снов, – нежно сказал папа.
– Ну, с Богом! – добавила мама.
Ей казалось, что если ее дочь работает в киноиндустрии, то и изъясняется она языком театральных подмостков. На этом они поставили точку в разговоре.
Глава 2
Сияло солнце, когда я спустилась по ступеням замка. Несколько фургонов уже уехало, но я успела махнуть водителю машины звукооператора, и он подбросил меня до гостиницы. Я с трудом держалась на сиденье, лишь чудом не вылетая через ветровое стекло при каждом переключении передач, когда сцепление натужно визжало, а фургон поднимался и опускался по узкому серпантину дороги. Из приемника раздавались попеременно комментарии спортивного матча и реклама на французском, да так громко, что разговаривать было не только бессмысленно, но и просто невозможно. Меня это устраивало. Мне нужно было утрясти все в голове.
Каждый раз после разговора с родителями моя жизнь казалась мне совершенно нереальной. Наверное, это от того, что родители всегда искренне убеждены в своей правоте. Не представляю, как у них это получается. На фотографиях они все время жизнерадостно улыбаются и держатся за руки. В молодости они были высокими, подтянутыми, у мамы были такие же, как у меня, медно-медовые волосы, а у папы была светлая кожа, темно-русые волосы и карие глаза, которые я унаследовала от него. Сейчас мои родители прибавили в весе, хотя и не слишком, а волосы их посеребрило время, вокруг глаз и рта появились морщинки, но взгляд их до сих пор полон веры в то, что они получили от жизни все, что хотели.
Современные девушки вроде меня просто занимаются скромным делом. А живем мы так по одной причине – нам это интересно, а не потому, что хотим заработать все деньги на свете. Поэтому я пошла в школу искусств, а по окончании ее стала заниматься историческими исследованиями для писателей и ученых, но на жизнь этого не хватало. К счастью, мой друг Эрик, который стал театральным декоратором, нанял меня, чтобы я помогала ему составлять достоверный реквизит, задники, костюмы для исторических пьес, а позже и фильмов, над которыми он работал.
Это может звучать несколько гламурно, но на самом деле это всего лишь означает, что я провожу историческое исследование, а затем рисую и при необходимости помогаю создавать предметы обстановки и личные вещи давно умерших богатых людей. Большую часть времени я провожу в полном одиночестве в своей крохотной квартирке в Нью-Йорке, где солнце появляется, лишь чтобы обозначить начало дня, затем исчезает; где кухня по размерам вмещает только мышей, и на самом деле по ночам она осаждена полчищами грызунов, которые вернулись после странной миграции, видимо, в поисках лучшей жизни.
Я лично редко покидаю границы Манхэттена. Там, кстати, тоже «мышиная возня», но другая. Дни напролет я провожу перерывая в сумрачных залах библиотек и музейных архивов книги и старые фотографии. Захожу и к букинистам, и к старьевщикам, в чьих темных подвалах до сих пор можно найти немало старинных вещей. Какой бы эпохой я ни занималась, я ищу одежду, которую они носили, смотрю фотографии, чтобы понять, как они укладывали волосы, ищу кресла, в которых они сидели.
Когда я заканчиваю исследование, я показываю результаты Эрику за очередной чашкой кофе в ближайшей закусочной. Это и поддерживает в форме мои навыки общения.
Друзья спрашивают меня, как я могу работать целыми днями одна, ни словом ни с кем не обмолвившись. Но признаться, магия современного мира не для меня. И к счастью, моя работа дает мне законное право неделями, да что там, месяцами напролет мечтать о жизни в более элегантных эпохах прошлого, где я представляла себя истинной леди в роскошном платье на балу во дворце, с бокалом шампанского в руках где-нибудь на балконе с любимым человеком.
Причем я думаю об этом не как о прошлом, а, скорее, как о будущем, скрытом ото всех. С удивительным упорством я преданно верю в то, что в один прекрасный день я брошу вызов богам и воспользуюсь прошлым, как ключом от двери в параллельную вселенную, где все пристойно и красиво. Единственная проблема подобного рода витаний в облаках заключается в том, что целые годы могут пройти незамеченными. Мне всегда казалось, что моя личная жизнь однажды расцветет сама по себе, вне зависимости от работы, вот только я никак не учитывала, что страсть к работе может замумифицировать человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88