А я-то думала… Молодым свойственна забывчивость, правда? Меня иногда пугает, с какой легкостью они избавляются от прошлого… Ну да что это я разболталась. Просто подумала, может, эта встреча будет вам любопытна.
Она отодвинула тарелку и поднялась.
— Мне пора. Спешу. Из-за этой виллы я припозднилась с другими заказами. Кристиан, не очень увлекайтесь чтением! Эдуард, страшно рада была вас видеть, уверена, что Луиза… впрочем, сейчас не время обсуждать.
Она махнула рукой.
— Приятного вам отдыха.
Повернулась и ушла. Ее распирала гордость. Все вышло как по нотам, не придерешься; она очень надеялась, что от этого удара Эдуард не скоро опомнится.
Итак, Густав Нерваль, подумала Жислен, усевшись за руль щеголеватого автомобиля и включив зажигание. Все лучше, чем ее Жан-Жак. Совсем не beau ideal, но почему бы нет? Нерваль так Нерваль.
Кристиан с Эдуардом вслушивались в затихающее жужжание отъехавшей машины. Кристиан сказал:
— Врет. Эдуард, она же сука, безмозглая ехидная сука, конечно, врет.
— А зачем ей врать? Она же ничего не знает про Элен. Видела ее один раз. При ней я ни разу даже имени ее не упоминал.
— Ну и что. Все равно врет. Слишком уж довольный у нее вид…
Эдуард молчал.
— Думаешь, врет? — наконец выдавил он. — Может, врет. А скорее всего так оно и было. Я-то знаю. Я заранее знал, что она скажет.
Когда Жислен ушла, Эдуард вскочил на ноги. И только теперь снова сел за столик. Кристиан открыл было рот, собираясь что-то возразить, но Эдуард неожиданно жестко остановил его:
— Не нужно, Кристиан.
Кристиан послушно промолчал. Эдуард налил себе кофе. Через пару минут Кристиан все-таки не выдержал, взорвался:
— Ради бога, Эдуард. Как ты так можешь?! Хоть бы разозлился… ну я не знаю… излил бы мне душу, рассказал бы, что у тебя на уме, в буйной твоей головушке, напился бы, наконец. А что, это самое лучшее, черт возьми, лекарство. Ну не молчи ты так. Не держи этот кошмар в себе…
— Ладно.
К удивлению Кристиана, Эдуард поднялся, резко отодвинул стул.
— Неплохая мысль. Давай напьемся. Я не против. Я уже и не помню, когда в последний раз напивался. Собеседник из меня никудышный, но пить я умею. Давай на этом и сосредоточимся, договорились?
Улетали они из Ниццы; кинофестиваль закончился. В аэропорт их вез огромный лимузин, но без кондиционера: было ужасно жарко. Сидящий на заднем сиденье Тэд что-то, как всегда, насвистывал; Льюис молчал, Элен смотрела в окошко.
Уже у самого аэропорта, когда они пережидали красный свет, их нагнала ехавшая сзади машина. Элен услышала характерный хриплый рев мотора, потом увидела сбоку черный длинный автомобиль с низкой, как у всех спортивных машин, посадкой — «Астон-Мартин».
Элен почувствовала, как у нее замерло сердце. Она отчаянно рванулась вперед, вытянув шею: нет, это не его машина. Сиденья другого цвета, и за рулем совершенно незнакомый человек. Дали зеленый, и «Астон-Мартин» легко их обогнал; уже с тупым равнодушием Элен отметила, что номер у автомобиля швейцарский, а не французский.
Она прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза. При виде этого черного автомобиля рухнули все старательно возводимые ею заслоны от прошлого, Эдуард заполонил ее целиком. Она слышала его голос; чувствовала его прикосновения, ощущала запах его волос и кожи. Он был сейчас близок ей, как никогда с той поры, как его нет с ней, ближе, чем в ту ночь, когда она сбежала из гостиницы на улочку Святого Юлиана. Настигнувшая ее любовь и тоска были так остры, так мучительны, что она потеряла контроль над собой, забыв на миг, где она, с кем и почему она здесь, в этом душном лимузине.
В аэропорту их окружили фоторепортеры. Только что стало известно, что «Короткая стрижка» получила «Пальмовую ветвь»; Элен получила приз за лучшее исполнение женской роли.
Репортеры щелкали аппаратами, нацелив их на Тэда Ангелини. Каждый норовил подобраться поближе к Элен. Льюиса оттеснили в сторонку, до него никому не было дела.
Репортеры что-то кричали ей — на английском, французском, итальянском; щелчки фотовспышек, щелчки затворов. Крики стали еще громче, потому что Элен явно не слушала.
Тэд, не выдержав, взял ее за руку.
— Тебя просят улыбнуться, — сказал он. — Разве ты не слышишь? Им хочется тебе что-то сказать.
— Что же? — она безжизненными глазами посмотрела на него. — Что они хотят сказать?
— То, что я тебе всегда обещал, — ответил Тэд. — Ты — звезда.
И он мягко надавил ногтем нежную кожу ее запястья.
— Отвратительно. У меня нет слов. Удивительный эгоизм и бездушие. Бросили меня одну на целый день и на полночи. Я слышала, когда вы изволили явиться, ты и твой дружок. Представляю, что вы вытворяли в Сен-Тропезе. Вы напились до беспамятства. Ты и твой дружок. Он еще и песни горланил.
Луизу чуть не трясло от злости. Она вызвала Эдуарда в свою комнату, по которой были разложены приготовленные для чемоданов вещи.
— Я уезжаю. Я немедленно возвращаюсь в Париж. А ты поступай как знаешь, можешь оставаться, можешь уезжать. Только прежде, будь так любезен, объясни мне наконец, что произошло, и не вздумай дурачить меня всякими отговорками и выдумками. Я хочу знать… Я хочу знать, что с Филиппом. Где он? За что ты его уволил? Почему я не могу никак с ним видеться? Я пыталась до него дозвониться — никто не отвечает; в его доме никого нет, даже слуг… Я требую объяснения, Эдуард. Требую… — Она едва сдерживала слезы.
— Мама…
— Я хочу знать, Эдуард! Я не желаю, чтобы со мной обращались как с малым ребенком. Кто дал тебе право? Как ты смеешь!…
— Хорошо, я скажу, — сказал Эдуард, глядя на ее подрагивающие губы. У него ломило все тело, раскалывалась голова, от солнца слезились глаза;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83