Все так, как будто они никогда не расставались, как будто они все те же страстные любовники, какими были восемь лет назад. Восемь бесконечно долгих лет…
— Ты почти не прикоснулся к еде. Съел всего две ложки этого восхитительного супа из омаров. К закускам даже не притронулся. Надеюсь, ты не…
— Ты же знаешь, перед концертом я никогда много не ем. Поем вечером, после выступления.
— Ну хорошо.
Вера улыбнулась мужу и решила оставить его в покое.
Вера Левина обладала редкостной элегантной — некоторые сказали бы «ледяной» — красотой, которая многих заставляла забывать о том, что она обладает еще и острым, тонким, восприимчивым умом, сослужившим ей хорошую службу в браке с Мишей. Она искоса кинула на него осторожный взгляд и увидела, что он снова устремил глаза в пространство. Что там привлекло его внимание? Может быть, изысканное сооружение из цветов? Или старинные ковры? А может, гипсовые скульптуры венгерских офицеров, основавших этот ресторан в конце Второй мировой войны? Нет, вряд ли. Он погружен в какие-то свои мысли. Любопытно… Очень любопытно. Вера почувствовала, что он гораздо более рассеян, чем обычно перед концертом. И то, что он сказал насчет еды, ее тоже не удовлетворило. Миша что-то скрывает… Она понимала, что сейчас его лучше оставить в покое. Выходя за него замуж, она знала, что единственная его возлюбленная — это музыка. Однако она оказалась требовательной любовницей, отнимающей гораздо больше времени, чем Вера могла себе представить. Постепенно Вера с этим смирилась. Вот если бы у него появилась настоящая любовница, из плоти и крови… Но не стоит предвосхищать события. Если это случится, вот тогда и подумаем. Она напомнила себе обо всех тех многочисленных преимуществах, которые принес ей брак со всемирно известным пианистом, не только в материальном смысле, но и во многих других. Вера с удовольствием вращалась в изысканных, космополитических артистических кругах, куда попала только благодаря мужу.
Манни, с интересом наблюдавший за своим самым важным клиентом, сделал глоток вина, поставил бокал, коснулся Мишиной руки:
— Как тебе понравились афиши?
— Что? А… нормальные афиши. Хотя, честно говоря, я не понимаю, для чего они нужны. Все билеты распродали в один момент, за два дня до того, как появились афиши.
— Их повесили как знак уважения к тебе. И я считаю, что ты заслужил эту любезность. Ты ведь даешь концерт за свой счет.
— Я просто считаю эту цель стоящей.
— Ты заработаешь для них кучу денег.
— Билеты шли по тысяче долларов, — вставила Вера.
— Лучшей рекламы не придумаешь… и не купишь.
— Ты прав, — рассеянно ответил Миша. — Надеюсь, они не пожалеют, что потратили такие деньги.
— Насчет этого можешь не волноваться, — успокоила его преданная Вера. — Ты еще никогда не разочаровывал публику.
— Ага! — воскликнул Манни, потирая пухлые руки. — Кажется, к нам идет официант, взять заказ на десерты.
— Манни! — Вера кинула на него осуждающий взгляд. — Иногда ты ведешь себя просто неприлично.
— Я столько слышал об их сладких блюдах!
Подошел официант. Вежливо спросил, как им понравилась еда. Все трое дружно выразили одобрение. В этот момент официант заметил Мишину тарелку. На лице его появилось встревоженное выражение.
— Месье Левин, вам не понравилась цесарка?
— Я уверен, что она превосходна. Пожалуйста, так и передайте шефу. Я просто не могу много есть перед концертом.
Официант явно почувствовал облегчение.
— Возможно, вы зайдете к нам еще раз и отведаете наши блюда.
— Непременно. — Миша обернулся к Вере: — Ты будешь заказывать что-нибудь на десерт, дорогая?
— М-м-м… Ну, может быть, только попробовать. — Вера подняла глаза на официанта. — Будьте добры: сырный крем с шоколадным соусом.
— Манни, — позвал Миша. — А тебя, наверное, и спрашивать не стоит.
Тот рассмеялся:
— Конечно, нет. Мне, пожалуйста, то же самое, что и миссис Левин.
— И всем кофе, — добавил Миша.
— А вы разве не будете заказывать десерт, месье?
— Нет, спасибо.
«Поскорее бы выбраться отсюда», — подумал Миша.
За кофе и десертами беседовали об австрийском министре культуры и его усилиях вернуть произведения искусства, захваченные нацистами у евреев во время Второй мировой войны. Австрийские музеи, включая Бельведер и Музей истории искусств, ломились от сокровищ, до войны принадлежавших еврейским семьям.
— Это просто невероятно, — произнесла Вера. — В Париже на демонстрации мод я познакомилась с одним из французских Ротшильдов, который рассказал, что у его австрийских родственников отобрали множество бесценных полотен. И очень ценную мебель, и много всего остального. Баронессе Ротшильд придется ехать в Вену на выставку, для того чтобы посмотреть на свои собственные вещи.
— Да, это просто отвратительно, — поддержал ее Манни. — С этим давно пора что-то делать. Правительство полвека выжидало, прежде чем начать осуществлять хотя бы какое-то подобие реституции. Я знаю, что и Ротшильды, и многие другие неоднократно пытались вернуть свои ценности, но правительство делало вид, будто ничего не знает.
Миша прикрыл рот рукой, подавляя зевок.
— Прошу прощения. Не подумайте только, что это из-за темы разговора или вашей компании.
Вера смотрела на мужа с любящей улыбкой.
— Может быть, хочешь вернуться в отель и подремать перед концертом?
Он ответил ей такой же улыбкой:
— Да, это хорошая мысль.
Главное — остаться в одиночестве. Думать о Сирине без помех.
Манни аккуратно сложил льняную салфетку. Положил рядом со своей тарелкой.
— Да, старина, это именно то, что тебе сейчас нужно. Хорошенько выспаться, прежде чем ошеломить их сегодня вечером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104