ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
И все же у меня впечатление, будто я разговариваю с маской. Но время карнавала прошло, мой дорогой! Я разговариваю с вами с открытым лицом, а вы отвечаете мне через маску. Вы не считаете меня достойной большего доверия?
Дым папиросы Ручини медленно расплылся в ночном воздухе. Леди Диана увидела блеск его белых зубов, сверкнувших в молчаливой улыбке, которая означала признание, если только не скрывала недоверия.
— Это верно, леди Диана, я заслуживаю ваших упреков. — Он помолчал минуту и прибавил:
— Но я не ожидал их. Заслуживает ли моя скромная особа такого внимания с вашей стороны?
— Пожалуйста, без иронии. Ночь слишком спокойна, и мир кажется слишком усталым, чтобы предаваться томительным логическим рассуждениям. Мы не в салоне, где принято перебрасываться каламбурами и остротами. Будем просты, как окружающая нас ночь; темнота благоприятствует откровенности. Я думала, что нас связывает настоящая симпатия. Но я ошиблась?
— Между такими существами, как мы с вами, леди, симпатия невозможна. Есть любовь, или ненависть. Середина немыслима. И в данный момент мы точим наши кинжалы, если только не шлифуем будущие поцелуи.
Формула Ручини понравилась леди Диане. Она искренне рассмеялась и воскликнула:
— От любви до ненависти один шаг. Я жду вас у мостика судьбы. Но я предпочла бы, чтобы мой противник приподнял забрало. Я бы знала, какого рода оружие я должна приготовить.
— О, как-то опасно! Тайна — это та же кираса… и все же я повторю подвиг одного из моих предков, Альвизо Ручини, капитана, служившего под командой Бертольдо д'Эстэ. Во время осады Аргоса он привлек на себя выстрелы оттоманов, сняв свою каску.
— Мой друг, я ничего не знаю о вас, кроме того, что вы дрались вместе с моим гондольером против мавров!.. Кто же вы? Секретный папский камерарий, торговец хрусталем, завсегдатай игорного дома или непризнанный поэт? Никто не знает…
— Ах, да… мои четыре года в легионе… Патриций полузакрыл свои черные глаза и, казалось, погрузился во внутреннее созерцание своего потревоженного прошлого. Он вздохнул, — Молодость! О, молодость! Сколько заблуждений совершается благодаря тебе! Теперь я могу рассказать вам это, леди Диана. Дело было более чем пятнадцать лет тому назад. Потом великий ураган войны разметал засушенные цветы, локоны и любовные записки и заставил забыть о любви.
Ручини умолк. Потом решительно начал:
— Женщина когда-то привела меня в вербовочное бюро легиона. Крепость Сан-Жан в Марселе, Сиди-Бель-Абесс в Алжире, Таза в Марокко — вот первые этапы сердца, раненного ударом веера.
— Я никогда не думала, что вас можно так легко уязвить.
— Когда-то я был таковым. Теперь на мне броня зрелости… В те времена я не мог противостоять очарованию той женщины, польки, которая, в ответ на мои объяснения в любви, садилась к роялю и силой гармонии укрощала пароксизмы моей любви. Я прозвал ее госпожой Орфей. Она жила в замке, затерянном среди Карпат, на границе Галиции… один из тех замков, которые видишь только в иллюстрированных издания великих романтиков XIX века. Полуразрушенное здание среди соснового леса в хаосе долины, изрезанной оседавшими скалами. Как-то меня пригласили в Близники охотиться на волков. Это были самые яркие минуты моей жизни. Эта полька, я буду просто называть ее Линдой, занимающая теперь лишь небольшое место в моих воспоминаниях, играла моей страстью маленькими ударами коготков. В ответ на мои признания она — уводила меня в музыкальную комнату с огромными полукруглыми окнами, напоминавшую церковь, садилась в углу у рояля и играла баллады, ноктюрны и вальсы Шопена. Под влиянием романтической музыки мое сердце сжималось, как сердце кошки, чувствующей электричество близкой грозы. Линда играла, и тяжелые мелодии отдавались во мне, причиняя почти физическую боль. И когда я просил пощады, она поворачивалась ко мне, держа свои руки с длинными пальцами на клавишах и протягивала мне губы. Но едва я дотрагивался, как она отворачивалась, шепча: «Завтра, милый, завтра, мой любимый!»
А назавтра пытка начиналась снова. Она мучила меня, неумолимая и желанная, далекая и возбуждающая, очаровательный палач в ореоле пепельных волос.
Однажды вечером, когда я умолял ее с искренностью, которая могла бы растрогать даже Лилит, она сказала мне таинственно:
— Потерпи еще двадцать четыре часа, мой милый. Мои гости завтра уезжают. Ты останешься и будешь вознагражден по заслугам за твою любовь.
Вы представляете мою радость! На следующий день я с огромным удовольствием наблюдал отъезд моих товарищей по охоте. Они простились со мной с веселыми улыбками и многозначительными пожатиями рук. Но я был слишком счастлив, чтобы обратить на это внимание. Я обедал вдвоем с Линдой.
— Ты не ешь, — кокетливо упрекнула она. — Напрасно, мой мрачный возлюбленный, ты должен набраться сил, чтобы вполне вкусить счастье, ожидающее тебя.
Вечер тянулся бесконечно долго. Линда с каждым часом становилась обворожительнее. Перед огнем камина, в пустынной зале, она вдруг страстно поцеловала меня в губы. Головокружительный поцелуй заставил меня закачаться, как пьяного. Через час я был в ее комнате и познал то счастье, которого не бывает два раза в жизни. В продолжение двух недель я пережил незабываемые часы с моей прекрасной Линдой.
Однажды утром к ней приехала одна из ее кузин, дочь варшавского профессора. Я был любезен с Людмилой. Любезен, но и только. Я был слишком поглощен моим счастьем, чтобы у меня могло явиться хотя бы малейшее желание флиртовать с ней. Но Людмилу как будто толкал какой-то демон. Хотелось ли ей позлить кузину, или же это было просто злое желание подорвать нашу любовь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Дым папиросы Ручини медленно расплылся в ночном воздухе. Леди Диана увидела блеск его белых зубов, сверкнувших в молчаливой улыбке, которая означала признание, если только не скрывала недоверия.
— Это верно, леди Диана, я заслуживаю ваших упреков. — Он помолчал минуту и прибавил:
— Но я не ожидал их. Заслуживает ли моя скромная особа такого внимания с вашей стороны?
— Пожалуйста, без иронии. Ночь слишком спокойна, и мир кажется слишком усталым, чтобы предаваться томительным логическим рассуждениям. Мы не в салоне, где принято перебрасываться каламбурами и остротами. Будем просты, как окружающая нас ночь; темнота благоприятствует откровенности. Я думала, что нас связывает настоящая симпатия. Но я ошиблась?
— Между такими существами, как мы с вами, леди, симпатия невозможна. Есть любовь, или ненависть. Середина немыслима. И в данный момент мы точим наши кинжалы, если только не шлифуем будущие поцелуи.
Формула Ручини понравилась леди Диане. Она искренне рассмеялась и воскликнула:
— От любви до ненависти один шаг. Я жду вас у мостика судьбы. Но я предпочла бы, чтобы мой противник приподнял забрало. Я бы знала, какого рода оружие я должна приготовить.
— О, как-то опасно! Тайна — это та же кираса… и все же я повторю подвиг одного из моих предков, Альвизо Ручини, капитана, служившего под командой Бертольдо д'Эстэ. Во время осады Аргоса он привлек на себя выстрелы оттоманов, сняв свою каску.
— Мой друг, я ничего не знаю о вас, кроме того, что вы дрались вместе с моим гондольером против мавров!.. Кто же вы? Секретный папский камерарий, торговец хрусталем, завсегдатай игорного дома или непризнанный поэт? Никто не знает…
— Ах, да… мои четыре года в легионе… Патриций полузакрыл свои черные глаза и, казалось, погрузился во внутреннее созерцание своего потревоженного прошлого. Он вздохнул, — Молодость! О, молодость! Сколько заблуждений совершается благодаря тебе! Теперь я могу рассказать вам это, леди Диана. Дело было более чем пятнадцать лет тому назад. Потом великий ураган войны разметал засушенные цветы, локоны и любовные записки и заставил забыть о любви.
Ручини умолк. Потом решительно начал:
— Женщина когда-то привела меня в вербовочное бюро легиона. Крепость Сан-Жан в Марселе, Сиди-Бель-Абесс в Алжире, Таза в Марокко — вот первые этапы сердца, раненного ударом веера.
— Я никогда не думала, что вас можно так легко уязвить.
— Когда-то я был таковым. Теперь на мне броня зрелости… В те времена я не мог противостоять очарованию той женщины, польки, которая, в ответ на мои объяснения в любви, садилась к роялю и силой гармонии укрощала пароксизмы моей любви. Я прозвал ее госпожой Орфей. Она жила в замке, затерянном среди Карпат, на границе Галиции… один из тех замков, которые видишь только в иллюстрированных издания великих романтиков XIX века. Полуразрушенное здание среди соснового леса в хаосе долины, изрезанной оседавшими скалами. Как-то меня пригласили в Близники охотиться на волков. Это были самые яркие минуты моей жизни. Эта полька, я буду просто называть ее Линдой, занимающая теперь лишь небольшое место в моих воспоминаниях, играла моей страстью маленькими ударами коготков. В ответ на мои признания она — уводила меня в музыкальную комнату с огромными полукруглыми окнами, напоминавшую церковь, садилась в углу у рояля и играла баллады, ноктюрны и вальсы Шопена. Под влиянием романтической музыки мое сердце сжималось, как сердце кошки, чувствующей электричество близкой грозы. Линда играла, и тяжелые мелодии отдавались во мне, причиняя почти физическую боль. И когда я просил пощады, она поворачивалась ко мне, держа свои руки с длинными пальцами на клавишах и протягивала мне губы. Но едва я дотрагивался, как она отворачивалась, шепча: «Завтра, милый, завтра, мой любимый!»
А назавтра пытка начиналась снова. Она мучила меня, неумолимая и желанная, далекая и возбуждающая, очаровательный палач в ореоле пепельных волос.
Однажды вечером, когда я умолял ее с искренностью, которая могла бы растрогать даже Лилит, она сказала мне таинственно:
— Потерпи еще двадцать четыре часа, мой милый. Мои гости завтра уезжают. Ты останешься и будешь вознагражден по заслугам за твою любовь.
Вы представляете мою радость! На следующий день я с огромным удовольствием наблюдал отъезд моих товарищей по охоте. Они простились со мной с веселыми улыбками и многозначительными пожатиями рук. Но я был слишком счастлив, чтобы обратить на это внимание. Я обедал вдвоем с Линдой.
— Ты не ешь, — кокетливо упрекнула она. — Напрасно, мой мрачный возлюбленный, ты должен набраться сил, чтобы вполне вкусить счастье, ожидающее тебя.
Вечер тянулся бесконечно долго. Линда с каждым часом становилась обворожительнее. Перед огнем камина, в пустынной зале, она вдруг страстно поцеловала меня в губы. Головокружительный поцелуй заставил меня закачаться, как пьяного. Через час я был в ее комнате и познал то счастье, которого не бывает два раза в жизни. В продолжение двух недель я пережил незабываемые часы с моей прекрасной Линдой.
Однажды утром к ней приехала одна из ее кузин, дочь варшавского профессора. Я был любезен с Людмилой. Любезен, но и только. Я был слишком поглощен моим счастьем, чтобы у меня могло явиться хотя бы малейшее желание флиртовать с ней. Но Людмилу как будто толкал какой-то демон. Хотелось ли ей позлить кузину, или же это было просто злое желание подорвать нашу любовь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53