– У нее затуманились глаза. – Я бы с удовольствием уехала куда-нибудь далеко, чтобы писать книги, но, боюсь, не смогу жить без магазинов, торгую­щих двадцать четыре часа в сутки.
Хоуп с трудом удалось восстановить душевное равновесие. Не признаваться же в том, что желание Мэтта взять отпуск является для нее новостью! К счастью, за спиной жены внезапно появился Адам властно положил руки на ее золотистые плечи.
– Джесмин, нам пора.
Как только Джесмин и Адам уехали, веселье пошло на убыль. Бетси сказала Дэну, что она устала и хочет домой.
– Мы тоже едем, – присоединилась к ней Элизабет и потянулась за сумочкой.
Хоуп вдруг поняла, что коллеги ее мужа не так дружат с Мэттом, как он думал. Они приехали на банкет только ради босса.
Стоило Адаму уйти, как все тут же рассосались. Но казалось, что Мэтт ничего не замечал. Он любезно прощался с каждым.
В такси Мэтт откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Теперь, когда они остались одни, его лицо приобрело бесстрастное выражение, Хоуп молчала, пытаясь придумать, что сказать ему, когда они приедут домой. Начинать ссору в такси, где шофер слы­шал каждое слово, было глупо.
Благодаря откровенности Джесмин все куски головоломки встали на место. Мэтт хотел кардинально изменить свою жизнь; жена и дети в его планы явно не входили. «Что делать? – думала потрясенная Хоуп. – Остаться в Бате или переехать в, Лондон, чтобы быть ближе к Сэм?» Конечно, переехать. Она не сможет жить в доме, где они были так счастливы. Точнее, где была счас­тлива она. Ясно, что Мэтт там счастлив не был, иначе он не бро­сил бы этот дом, а вместе с ним и семью.
Когда они вошли, юная бэби-ситтер Илейна сказала, что дети вели себя как агнцы и что шоколадное печенье было просто объ­едением.
– Хорошо, – рассеянно пробормотала Хоуп, вытаскивая ко­шелек. Руки у нее дрожали, как у алкоголика, не успевшего опох­мелиться. – Мэтт проводит вас до дома.
Когда Мэтт вернулся, Хоуп ждала его за кухонным столом. Руки все еще дрожали; она положила их на колени и стиснула, как будто молилась. Но молиться нужно было раньше. Возмож­но, тогда ничего этого не случилось бы.
– Я был уверен, что ты уже пошла спать, – сказал Мэтт, налив себе стакан молока. Это была самая длинная фраза, ска­занная им за неделю.
– Сегодня вечером Джесмин сообщила мне очень странную вещь. – Хоуп очень старалась, чтобы хотя бы голос ее не дро­жал. – Будто ты берешь творческий отпуск и уезжаешь в деревню писать книгу. Причем намекнула, что речь идет о другой стране. Интересно, когда ты собирался рассказать об этом мне?
– Видишь ли… – Мэтт не знал, как начать разговор, но испы­тывал даже некоторое облегчение от того, что отступать уже не­куда. – Я мечтал об этом несколько лет. Но ты меня знаешь: я со­лидный семейный человек и никогда не решился бы на необду­манный поступок, который мог бы угрожать нашему будущему. Однако теперь у меня появилась такая возможность, и я подумал, почему бы не взять отпуск на год. Адам оставит место за мной, поскольку я его лучший сотрудник, – гордо добавил он.
– А что будет со мной и детьми? – Глаза Хоуп наполнились слезами. Она пришла в ужас. Неужели Мэтт даже не думал об этом?
– То есть как – что? Я был уверен, что мы уедем вместе. Я, ты и ребятишки. На год. В Ирландию. Точнее, в графство Керри. В понедельник мне позвонил присяжный поверенный дяди Гароида и рассказал про дом. Я понимаю, все произошло слишком быстро, но это ответ на мои молитвы. Хоуп, я был так подавлен, а он звонит и говорит, что дом теперь официально принадлежит мне. Я целую неделю не мог думать ни о чем другом!
Теперь Хоуп дрожала всем телом. Страх и тревога мешали ей понять слова мужа. Она знала, что Гароид был поэтом, сорок с лишним лет назад бросившим дом в Англии ради маленького го­родка Редлайон в графстве Керри, где он с наслаждением вел бо­гемную жизнь. Хоуп никогда его не видела, потому что он не за­хотел покинуть свою любимую страну ради того, чтобы приехать на свадьбу. Он казался ей старым ворчливым мошенником, пи­савшим плохие стихи, которые никто не хотел печатать.
Ребенком Мэтт несколько раз проводил лето в Редлайоне и до сих пор говорил о графстве Керри с пиететом. Но с годами дя­дюшка становился все более чудаковатым, даже свое вполне при­личное имя Джеральд он заменил ирландским труднопроизноси­мым Гароид, отказывался приезжать к Мэтту, а у Мэтта никогда не было времени навестить стареющего дядю. После его смерти родня была шокирована тем, что он все оставил племяннику – отчасти потому, что своих детей у него не было, а отчасти (как говорил его поверенный) чтобы насолить другим дальним родственникам, которые вились вокруг него, как стервятники, надеясь урвать кусок собственности на популярном в Ирландии курорте. «Все» оказалось старым домом, ради которого, по словам пове­ренного, и приезжать не стоило. Хоуп думала, что Мэтт просто продаст его. Деньги бы им не помешали.
– Завещание наконец вступило в силу, – сообщил Мэтт. – Теперь дом мой. И, конечно, твой. Там есть участок, но неболь­шой, примерно сорок соток. В детстве все кажется больше. Я ду­мал, что у него уйма земли. Но это неважно… Ты только пред­ставь себе, Хоуп! Мы оба возьмем отпуск на год, уедем и поселимся в доме Гароида. Я буду писать роман. У меня получится, я знаю. – Глаза Мэтта горели от возбуждения. – Мы сможем це­лый день быть с детьми. Я мог бы устроиться копирайтером на неполный рабочий день, а жизнь там дешевая. На это время наш дом можно будет сдать внаем и погасить часть ссуды. Мы ничего не теряем. Такой шанс предоставляется лишь раз в жизни!
Хоуп смотрела на него, не веря своим ушам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154