Эти несколько часов одиночества были очень кстати — для того, чтобы обдумать наконец положение, в котором он так неожиданно оказался.Да, Джиджи — настоящее чудо, но… но. Этих «но» набиралось много. Дело даже не в том, что ей нет еще девятнадцати, а во всем остальном: в ее матери-танцовщице с ее бродяжьим прошлым, ее папаше-продюсере, сумасшедше богатой мачехе, всех тех, кто был вокруг нее, в той жизни, которая создала эту девушку — экзотическое растение, цветущее только в климате Голливуда.Ведь у них, если подумать трезво, нет никакого совместного будущего — даже если вообразить, что он отважится предложить ей таковое. Перед ним — маячившая с детства жизнь владельца гостиницы, большую часть года живущего в ритме потребностей и пожеланий клиентов. Надежная, налаженная жизнь, спокойная, обеспеченная и, главное, интересная для него, но Джиджи в ней места нет, да и быть не может.Если ему нужна жена, то такая, на которую можно положиться всегда, везде, которая вместе с ним бы несла их общее семейное бремя. Она должна уметь все, что умела его мать, — обслужить, приготовить, нанять, уволить, позаботиться о каждой мелочи — от количества чистых салфеток до приветствия почетных гостей; а главное — делать это все с удовольствием, год за годом, вести такую же жизнь, как он сам, — честную, полную забот и, в общем, счастливую, но начисто лишенную фантазии и почти — свободы. Иного пути просто не могло быть.И представить в этой роли Джиджи? Джиджи, его капризную, порывистую, полную грез маленькую возлюбленную? Джиджи, которая могла и хотела делать только одно — то, что привлекало ее безудержное воображение? Джиджи, у которой все только начиналось и которой жизнь обещала столь многое, — разве могла она даже подумать о том, чтобы вот так осесть где-то, осесть, как придется ему — плотно и навсегда? Впереди у нее — годы студенчества, у ног ее — весь мир, открытый и такой манящий…И если даже у него хватило бы глупости увязнуть в ней всем своим сердцем — до того, чтобы думать о женитьбе на ней, и даже если она согласилась бы вдруг стать его супругой, из этого все равно ничего бы не вышло — да, черт возьми, совсем ничего, в который раз сказал он себе; и он с самого начала знал это.И некому было предупредить его, с горечью подумал он, ставя автомобиль на стоянку у магазина, что единственная его попытка отведать калифорнийской жизни так вот закончится. Ну почему на дороге его оказалась не вожделенная англосаксонская блондинка, а эта живая комета полукельтских-полуитальянских кровей, с глазами малолетней преступницы и милой улыбкой начинающего карманного воришки?Даже сейчас, по прошествии месяца, он не мог сдержать ее безумную страсть — она же сама, разумеется, даже и не помышляла об этом. Его поцелуи были для нее слишком желанными, чтобы, утопая в них, пытаться внимать при этом тому, что он ей говорил — а он просил опомниться, остыть немного, взглянуть на все трезво. Для Джиджи не существовало ни границ, ни запретов — была лишь потребность прикасаться к нему, ласкать его, и для этого она использовала любую возможность, — словно пьянея от сладостного риска, ранее неизведанного и оттого еще более манившего ее, если бы кто-то был рядом с ними в комнате. Квентин же знал, что их все равно раскроют, рано или поздно, — и с неизбежностью, если роман их останется таким же безрассудным, каким был до этого.Впереди еще целое лето, больше двух месяцев до начала занятий в сентябре — и ведь даже тогда Джиджи будет жить дома… Квентин Браунинг в который раз напомнил себе, что риск, на который пошел он очертя голову, увеличивается день за днем, каждую минуту, и если — нет, только не это — в один прекрасный день все вдруг выплывет, виновным окажется он: он взрослый мужчина, а Джиджи, когда он появился в их доме, была еще нетронутой девочкой, почти ребенком, любимицей всех и каждого — и величайшим сокровищем своей всесильной мачехи, миссис Айкхорн, чья месть вполне способна разрушить до основания всю его дальнейшую жизнь.Взяв две проволочные тележки, он покатил их в мясную секцию, где ему предстояло дать продавцу подробную инструкцию по поводу обработки телячьей вырезки, необходимой ему на завтра, а затем отправиться за остальными покупками — вырезку он заберет на обратном пути… Джиджи вышла, как из небытия, из-за громадной башни банок с маринованными помидорами, своей обычной пританцовывающей походкой, в волосах — золотистые отблески от ярко освещенных витрин, и вообще создавалось впечатление, что весь огромный супермаркет построен лишь как подмостки для нее одной. Подойдя почти вплотную к нему, она остановилась как вкопанная и с изумлением на него взглянула.— Вот не ожидала тебя тут встретить! — Она нагнулась, чтобы взять с нижней полки банку с консервами, и, прежде чем бросить ее в одну из его корзин, ухитрилась, конечно же, наградить его поцелуем.— Джиджи! Ну будь же благоразумной, ради Христа! А если нас увидит кто-нибудь из друзей миссис Айкхорн?— Друзья Билли сами по магазинам не ходят, — ответила она, улыбаясь и подходя к нему совсем близко, в зеленых глазах — настойчивая решимость. — Ну, родной мой, поцелуй же меня как следует, здесь ведь никого нет! Я просто с ума схожу без твоего поцелуя, ты должен мне его…— Прекрати! — Квентин оттолкнул ее гневным, ледяным взглядом и, оставив тележки, скрылся за стеллажами — так быстро, как только длинные британские ноги могли унести его.
— Квентин меня ужасно разочаровал, — тяжело вздохнув, Джози Спилберг жалобно взглянула на Джиджи, пришедшую к ней в кабинет с просьбой продлить ее карточку Американского автомобильного клуба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101