– А потом я начал мыть волосы средством под названием «господи, волосы пахнут потрясающе».
Делии это замечание показалось таинственным, но Ной хихикнул. Дедушка взглянул на подростка, его губы шевельнулись, как будто он пытался улыбнуться. Потом повернулся к Делии:
– Я слышал, вы из Балтимора.
– Да, – ответила она.
– У вас там семья?
– Вроде того.
Старик приподнял брови, но она ничего больше не сказала.
– В этом доме девяносто процентов людей – из Балтимора, – после паузы заговорил Нат.
– Правда?
– Богачи с Восточного побережья, вышедшие на пенсию. Люди из Роланд-Парка и Гилфорда.
Делия и бровью не повела, будто она никогда не слышала о Роланд-Парке и Гилфорде.
– Вы же не думаете, что все эти расфуфыренные старушки – местные, – продолжал старик, – Господи, разумеется, нет. Я бы сам никогда не оказался здесь, если бы не женился на Мюррей. «Мюррей» как «Специи для крабов Мюррея». Вы думаете, заштатный никчемный фотограф мог бы позволить себе жить здесь?
– Я слышала, в июле снова собираются поднять цены, – сказала ему Бинки.
Делия рассматривала комнату. Упоминание о фотографии заставило ее присмотреться к снимкам, развешенным повсюду, – большим черно-белым фотографиям в профессиональных рамках.
– Это ваши работы?
– Эти? Если бы.
Нат встал, в этот раз потянувшись за тростью.
– Они были сделаны мастерами, – сказал старик, подходя к ярко-зеленому стеллажу. – Эдвард Уэстон, Маргарет Бёрк-Уайт. – Затем наклонился, чтобы посмотреть на снимок слева – трубы заводов, расположенные, как ноты на бумаге. – Я фотографировал невест, сорок два года снимал невест. Время от времени подворачивались пары, праздновавшие золотую свадьбу. Потом у меня началась, как я это называю, подагра.
Он потянул свою бороду и сделал неопределенный жест. Делия сначала подумала, что он указывает на коврик.
– Перенесенный в детстве полиомиелит снова дал о себе знать, – продолжал Нат. – Тельма, это моя жена, спокойно все восприняла, но записала нас в очередь, когда Сениор-Сити только собирались строить. Не знаю, почему она не хотела уезжать из нашего большого старого дома еще долго после того, как девочки выросли и разъехались. Тельма всегда говорила: «А что если они захотят вернуться по какой-нибудь причине?» И, вы знаете, они возвращались: все они бросались домой, как только у них наступал какой-нибудь мелкий кризис, таково мое мнение. «Господи, Тел, – говорил я, – мы не можем всю жизнь с ними нянчиться! Посмотри на кошек, – сказал я ей, – они рожают котят, облизывают их, а потом, когда через несколько лет встречают на улице, знать их не знают. Думаешь, у людей должно быть по-другому?»
– Ну конечно, должно! – запротестовала Бинки, и они с Делией обменялись улыбками.
Но Нат что-то неодобрительно прошипел себе в бороду.
– Поросенок, – сказал он Ною.
Мальчик в это время слизывал глазурь с большого пальца.
– По любому поводу, – рассказывал старик, – у меня начинались расстройства памяти. Бывали времена, когда нога меня совершенно доканывала, это длилось до самого вечера. Я дошел до того, что по вечерам не мог подняться по лестнице, и начал понимать, что не смогу жить там, где жил. Поэтому я однажды позвонил этим людям и сказал: «Послушайте, разве моя жена не записала нас в этот ваш список ожидания?» Так я оказался в Сениор-Сити. Господи, Сениор-Сити. Что за отвратительное название!
– Во всяком случае, кажется, что все здесь очень хорошо организовано, – мягко возразила Делия.
– Точно. Организовано. Вот это подходящее слово! – Старик развернулся (даже в самом болезненном его движении было что-то взрывное, едва сдерживаемое) и снова сел в свое кресло. – Как документы на полке, мы организованы по вертикали. Чем немощнее мы становимся, тем выше забираемся. Этажом ниже живут «старенькие-но-бодрые». Некоторые из них по-прежнему ходят на работу, или что они там еще делают, играют в гольф и пинг-понг, ездят на юг в Рождество. Этот этаж для тех, кто слегка утратил самостоятельность. Для тех из нас, кто кроме инвалидных кресел еще пользуется стульями и кому нужна некоторая помощь. Четвертый этаж для полностью парализованных. Там сиделки, кровати с носилками. Все надеются умереть до того, как им придется переезжать на четвертый.
– Вот и нет! – возмущенно сказала Бинки. – На четвертом этаже очень мило! Возьми еще кусочек пирога, Ной.
– «Мило» – это совсем не то слово, которое приходит мне на ум, – сказал Делии Нат. – Нет, я все понимаю, теоретически даже восхищаюсь идеей Сениор-Сити. Это определенно лучше, чем становиться обузой для детей. Но что-то во всем этом есть, скажем так, символичное. Видите ли, я всегда представлял себе жизнь, как одну из лестниц на детских горках, – лестница лет, по которой взбираешься все выше и выше, а потом – упс! Ты срываешься с края, а на твое место приходят другие. И я продолжаю себя спрашивать: неужели Тельма не могла найти для нас место с лестницей подлиннее?
Делия рассмеялась, а Нат откинулся в кресле.
– Ну, – ухмыльнулся он ей, – мне только дай поболтать. Я рад, что мы в конце концов познакомились, Делия. Ной мне много рассказывал о том, сколько вы для них сделали.
Делия поняла намек и поднялась:
– Мне тоже было приятно с вами познакомиться.
– Почему бы вам с этого дня не заходить к нам на чай вместе с Ноем, когда вы его привозите?
– Так я и буду делать, – пообещала она. Делия просунула руки в рукава пальто, которое ей подала Бинки, а Ной натянул свою куртку.
– Будьте осторожны в дороге, – напутствовала Бинки, открывая дверь.
В зигзагообразном вырезе платья показалась пухлая, напудренная, розовая ложбинка между ее грудей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124