Конечно, это – работа Джеральда.
– Джеральда? Это с его-то одной рукой!
– Я нагнулась, чтобы лучше рассмотреть тонкие очертания лепки, тщательную законченность деталей.
– Конечно, это сделал Джеральд. Он со своей одной рукой может делать замечательные вещи. Но он почему-то стыдится того, каким образом ему приходится работать, и никому не показывает свои скульптуры.
Я потрогала шрам на своей щеке с чувством, похожим на стыд. Любой физический недостаток имеет ровно столько значения, сколько человек сам ему придает. Если приезд в Силверхилл не обогатил меня никаким иным знанием, то по крайней мере я узнала эту истину.
– Я скажу ему, как хорошо он, по-моему, работает, – заявила я. – Если у него есть другие произведения, мне хотелось бы их увидеть. Будь у меня какой-нибудь талант, как бы я им гордилась…
Тетя Фрици скользнула за моей спиной и повернула терракотовую голову лицом к стене, так что ее глазницы уже не смотрели на нас.
– Не надо, Малли, дорогая. Мне понятна потребность человека в том, чтобы никто его не трогал, потому что у меня самой есть такая потребность. Ему уже слишком поздно прислушиваться к похвалам. У него внутри все сместилось куда-то на сторону. Вот в чем его главная беда, а не в изувеченной руке. Если бы он женился на Кейт, она могла бы его спасти. Но она, бедняжка, не хочет становиться его женой на его условиях.
– Знаю, – сказала я. – Мне нравится Кейт. Мы с ней говорили сегодня днем.
К моему удивлению, тетя Фрици наклонилась ко мне и ответила поцелуем на мой недавний поцелуй.
– Ты милый ребенок. И добрый. Спасибо, дорогая, что пришла меня навестить. Когда ты в доме, я чувствую себя гораздо лучше. Надеюсь, что ты еще долго здесь пробудешь. Тебе небезразличны другие люди – я это прекрасно вижу.
Ее слова усилили нараставшее во мне чувство вины. Я была смущена и пристыжена. А в прошлом проявляла ли я достаточно внимания к окружающим? Или шрам на щеке заставил меня настолько сосредоточиться на себе самой, что в моем сердце не оставалось места для настоящих чувств к другим людям? Чем я была лучше Джеральда, если только мне не удавалось вовремя обуздать себя?
Фрици подошла к комоду, выдвинула один из ящиков и достала оттуда маленький медный ключик. Она вставила его в плоскую коробочку красного дерева, стоявшую на верхней крышке комода. Открыв шкатулку, она вытащила из нее несколько фотографий и протянула их мне.
– Я хочу, чтобы у тебя была одна из этих карточек. Выбирай любую.
Фотографии изображали Фрици Вернон в трех разных позах, и их вполне можно было принять за мои собственные портреты, если не учитывать той подробности, что она была настоящей красавицей. На одном из фото она была изображена в том самом туалете с кружевным воротником и пышным шлейфом, в который я так неуклюже облачилась вчера вечером. На ее прическе «помпадур» красовалась увитая кружевами шляпа с плоской тульей. Она стояла, опершись на ручку сложенного зонтика. На другой фотографии на ней был другой костюм, в котором она появлялась в той же пьесе, – вечернее платье, оставлявшее обнаженными ее прекрасные молодые плечи, а ожерелье из лунного камня и аметистов добавляло еще один штрих к ее элегантному наряду. Костюм был скроен так, чтобы подчеркнуть стройность ее талии и округлость бедер; юбка, состоявшая из многочисленных кружевных и шелковых складок, касалась пола.
На третьей фотографии у нее был более озорной вид. Она была не в театральном костюме, а в отличном наряде 20-х годов. Прямая юбка в складку едва прикрывала колени, белокурые волосы были коротко подстрижены, в челку вплетена лента. Одна рука перебирала длинную нитку четок, а большие, широко расставленные глаза явно флиртовали с фотографом.
Тетя Фрици внимательно наблюдала за мной.
– Ланни я нравилась в костюме. После того как с ним встретилась, я снова отрастила волосы. Какая карточка тебе нравится больше всего?
– Вот эта, – сказала я, тронутая и довольная тем, что она собирается подарить мне одну из своих драгоценных фотографий. Я выбрала ту, где она была в туалете, который я примеряла на себя вчера вечером.
– Вы надпишете мне эту карточку?
Моя просьба привела ее восторг. Она нашла перо и нацарапала в уголке: "Малли с любовью от Фрици Вернон".
– Я всегда буду очень дорожить вашим подарком, – заверила я ее.
Она улыбнулась в ответ.
– Сейчас я чувствую себя гораздо лучше. Пожалуй, я и в самом деле лягу и попробую подремать. Но без всяких пилюль! Вчера я была так возбуждена, что всю ночь почти не сомкнула глаз, а то, что случилось с бедняжкой Дилли, совсем меня вымотало. Конечно, он все равно бы через день-два умер. Но ему не обязательно было умирать такой смертью. Наверное, он ужасно перепугался. Его бедное маленькое сердечко… но нет, я не должна об этом думать.
Она побежала в одних чулках к постели и легла. Сидеть около нее, пока она заснет, не было никакой необходимости.
Пройдя назад через холл, а затем вернувшись в галерею, я убедилась, что в доме никого нет. Я оставила фотографию Фрици на минутку в галерее и открыла дверь в сад. Там я могла побродить по тропинке, по которой в таком отчаянии уже однажды шла сегодня рано утром. На этот раз я прошла через калитку в белом заборе и вышла на подъездную дорогу в тот самый момент, когда Уэйн задним ходом отъезжал в своей машине от дома.
Я окликнула его, подбежала к автомобилю с той стороны, где находилось сиденье водителя, и положила руки на опущенное стекло.
– Бабушка вам сказала? – крикнула я. – Она сказала вам, что собирается упрятать тетю Фрици в какое-то заведение для душевнобольных?
Он повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82