Лететь? Так, как я летел к Свету? Поднимусь и увижу Свет?
Странно, Павел восседает на коробке, а не на Сашином плече. Не может ему не нравиться Саша! Неужели ревнует? Мысль — дикая, этого не может быть. Павел не хочет, чтобы мать была всегда одна.
— Человек сам способен двигаться в пространстве, земном, водном и воздушном, ему нужно лишь немного помочь, подстраховать электроникой и учесть особенности пространства: найти что-то, что заменит ласты и жабры в воде, крылья — в воздухе. Не вздумай пробовать лететь без меня. Твоё дело — собрать. Инструмент в коробке. Инструкции, схемы — в коробке. Ну, двигай, а то уже больше семи. Опоздаем, нам ещё надо заехать за матерью. У нас очень мало времени.
Я полечу к Свету?
Не успела захлопнуться дверь светлой, маленькой машины, как мы очутились в конце двора. Как Саша смог объехать всех пешеходов, никого не задев? Сердце — в рёбра, колени — в жёсткость спинки впереди, пальцы — в борт сиденья — намертво.
Секунда, и мы — у тёти Шуриного кафе, ярко освещенного. С девяти вечера оно не кафе — ночной ресторан, и в нём, по словам тёти Шуры, меняется всё: официанты, освещение, повара, еда. Играет оркестр.
Сказать, что мне не понравилось бешеное движение, нельзя. Светофоры — враги, обрывают ощущение… такого не испытывал никогда: словцо теряю себя.
— Балдеешь? — спрашивает Саша весело, — или не балдеешь?
Балдею, — хочу сказать, но — лечу к дверце и оказываюсь на дне, ибо правый бок машины становится потолком, — похоже, мы едем на двух левых колёсах.
Саша смеётся.
Меня снова швыряет, теперь уже к правой дверце, но я успеваю ухватиться руками за Сашино сиденье.
— Молодец, ловко. Выйдет из тебя толк, — говорит Саша, словно затылком видит мои передвижения.
Всё это время Павел сидит у меня на плече, вцепившись в пиджак.
Хочу спросить, какой «толк», но вижу мать — около неё Саша благополучно тормозит.
Мать садится рядом с Сашей. Она не говорит мне «здравствуй». И Саше «здравствуй» не говорит.
— Твоё предположение, что теряется память, неверно… — её первые слова.
Прерванный разговор? Но где и когда они разговаривали? Саша не приходил к нам давным-давно. Приходили другие мужчины.
— Ты хочешь сказать, человек, находящийся в астрале, может фиксировать происходящее вокруг?
— Я хочу сказать то, что сказала. Память не теряется, наоборот, она необычайно активна, ибо должна передать точную, полную информацию о пройденном пути. При чём тут «фиксировать происходящее»? Что ты понимаешь под словом «происходящее»? И разве происходящее вокруг в тот момент так важно?
— Ещё как! А если, пока ты в астрале и на грешной Земле лишь твоё тело, кто-то захочет это тело уничтожить?
Мне нужна эта передышка — молчание матери. То, что я встретился со Светом, и есть «астрал», астральный мир, — понимаю я. Понимаю и то, что Саша и мать видятся не только дома.
Я согласен с матерью. Вопросы Света требуют активизации памяти, осознания того, что Свет — реальность.
— Если кто-то захочет уничтожить моё тело в такой момент, значит, мне будет очень легко перейти в вечную жизнь. А ответит за убийство тот, кто сделает это.
— Перед кем ответит? И что значит «ответит»? Сколько их гуляет по жизни — убийц! И не похоже, чтобы они за свои убийства отвечали. Ты хочешь сказать, они расплатятся в вечной жизни? Если бы она была, эта вечная жизнь, неужели не отправила бы своих посланников к нам, чтобы каждого просквозило: осторожно, стоп, помни, думай, что делаешь. — Мы уже стоим перед сверкающим огнями входом, Саша приказывает: — Вытряхивайтесь. Вот ваши билеты, — протягивает один матери, другой мне. — Встретимся около машины. — И Он исчезает.
Я нерешительно топчусь на месте, прижимая к себе Птицу. Мать идёт через стоянку к входу. Я — за ней.
Похоже на театр (много огней, много людей), а зал не похож совсем. Не зал — чаша с покатыми стенами.
Есть посланники, — я хочу возразить Саше. — А кто же тогда птица Павел? А мать? Разве она не лечит руками? Не останавливает дождь? А что она сделала с Виленом?! Я и сам знаю: есть вечная жизнь. В ней — Свет, Он говорил со мной! Ну-ка, Саша, возрази. И понимаю: всё это ничего Саше не докажет. Он ничего этого не видел, так с какой стати должен верить на слово?
Между тем, по кругу, а потом по стене на бешеной скорости понеслась машина. Представить себе, что в ней человек, невозможно — как он способен выжить при такой скорости?!
Машина — маленькая, плоская, малиновая. Она блестит. Вот она несётся на двух боковых левых колёсах. Потом на двух правых. Вот на двух передних, потом на двух задних.
В зале — грохот. Люди встают, садятся снова, топают ногами, кричат, хлопают.
Я тоже стою. Но я — ватный. Там же Саша! — понимаю наконец. — Он может погибнуть!
Машина закручивает спираль, несётся выше и выше, до верхнего края. Не успеваю моргнуть, она уже снова внизу. Как он может так? Это же никто не в состоянии выдержать! У любого сознание отключится.
Снова несётся Саша по самой верхней кромке, чуть не по воздуху, в любой миг готовый рухнуть вниз, и, только мне приходит в голову эта безумная мысль, как он в самом деле взлетает (да, он почти взлетает) и падает вниз.
Я уже не ватный, я — из камня и сейчас погибну, так затвердела, занемела каждая моя клетка. И кругом тишина. Кажется, каждый в том же состоянии, что и я.
Всем известно, если машина упадёт, она взорвётся, и я жду взрыва. Саша погибнет? Дикое сочетание слов…
В ту минуту, как я готов взорваться вместе с ним, сгореть, рассыпаться обломками, машина уже снова несётся по кругу.
Ещё мгновение тишины, и — дикий рёв. Он врезается в уши и впивается в мозг. Мать бледна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87