– Ты знаешь, где это находится? Франция не ответила.
– Дай мне приглашение, – попросил Сантьяго. Она протянула ему карточку и направила на него свет переднего зеркала, чтобы он смог прочитать, что там написано. Сантьяго наклонился к свету, его грязные волнистые волосы и половина тела находились между нами:
– Дело в том, что это было вчера. – Он засмеялся и вернул приглашение. Черная карточка, на которой было написано: «Четверг, 14 ноября».
Франция остановила машину:
– Но тогда мы можем пойти в другое место, да?
– Ты знаешь что-нибудь подходящее? – спросил Сантьяго.
– Да-да, конечно. Мы можем пойти в «Монте-Кристо», – сказала она и завела машину.
Сантьяго только что дал ей новую возможность. Но это длилось недолго. Около Лувра нас остановила полиция:
– Сеньорита, вы нарушили правила, вы ехали по встречной полосе.
– Excusez -moi, monsieur, s'ilvousplait . – Французский Франции был еще хуже, когда она нервничала.
– Ваши водительские права, пожалуйста.
– Ой, простите. – Она перешла на испанский. Открыла свою серебряную сумочку, начала вытаскивать вещи, которые сжимала в кулаке и прятала под сиденье.
«Наркотики», – подумала я, а потом вспомнила, что машина чужая, и Франции по возрасту еще рано иметь права. Я посмотрела в окно. На улице было пусто.
– Ой… У меня их нет. – Она подняла руки и тяжело опустила их на руль.
Мужчина снова вздохнул, словно мы отнимали у него драгоценное время. Она достала из сумочки двести франков и протянула их в окно, но он презрительно посмотрел на деньги:
– Вот как мы поступим. Следуйте за мной.
– Мы все пойдем с вами. – Сантьяго сказал это тем же самым тоном, каким до этого разговаривал с Францией. Его все это веселило.
Несколько минут все молчали. Я грызла ногти, Франция, глядя в зеркало заднего вида, молила Сантьяго о помощи.
– Demandezavosamis , – прохрипел полицейский.
– Давайте, – предложил Сантьяго, – сойдемся на шестистах франках.
– Нет-нет, ни в коем случае, – запротестовала Франция, – я не буду способствовать развитию коррупции в этой стране. Потом они говорят, что все латиноамериканцы здесь коррупционеры. Так же, как и в Мексике.
Мыс Сантьяго переглянулись.
– Но ты уже предлагала ему деньги. Какая разница? Двести или шестьсот?
Слова Сантьяго подействовали на нее. Она достала купюру в пятьсот франков.
– Нет, по двести с каждого, – сказал он.
Я неохотно достала свои двести. Франция протянула деньги в окно.
– Mille, ои vous т'accompagnez, – настаивал полицейский.
– C'estvraimentincroyable , – ответила Франция.
– Дай ему еще, – сказал Сантьяго, достал из своего кошелька три купюры по сто франков и протянул их в окно.
– C'estbon , – сказал француз, убрал деньги в карман формы и ушел. Он немного прихрамывал.
Ночной дежурный вздохнул, когда увидел, как мы входим в общежитие, тот же самый неприятный вздох полицейского и всех французов в целом. Мне тоже хотелось вздохнуть. Мы поднялись по лестнице, навалившись на перила всем своим весом.
– Ладно, я остаюсь здесь, – сказала Франция после первого лестничного пролета. Макияж у нее уже весь стерся, и из-за волос были видны большие уши. Мне показалось, что так она красивее, и я тут же взглянула на Сантьяго, испугавшись, что он думает так же.
Мы поднялись до третьего этажа. Наши комнаты находились на одном этаже, но в разных направлениях.
– Спокойной ночи, – сказала я.
Сантьяго наклонил голову, будто хотел меня поцеловать, но я уже пошла по коридору. «Спокойной ночи, Виргиния» осталось висеть в воздухе.
3
Франция организовала в университете Латиноамериканскую вечеринку. На протяжении недели она везде клеила листовки. Она добилась того, чтобы ей выделили спортзал; она распределила задания между остальными мексиканцами, перуанцами, чилийцами и итальянцами, которые постоянно вились около Франции и были готовы сделать все, что она им скажет.
Я стояла, прислонившись к колонне, со стаканом вина в руке. Было еще совсем рано, но ирландцы, американцы и большая часть французов были уже пьяны. Запах разгоряченной толпы распространялся на всю резиденцию, смешиваясь с запахом подвала, отопления и еще каким-то, который я не могла определить. Франция оставила мексиканок у столика с напитками и пошла по направлению к Сантьяго, преследуемая прыщавым чилийцем. Она приблизилась к уху Сантьяго, словно музыка не позволяла ей говорить как-то иначе; провела рукой по его плечу, спине и руке.
Может быть, я тоже была немного пьяна; я потеряла Сантьяго из виду, и это даже меня не расстроило. Я смотрела на все со стороны; с этой точки панорамного обзора было хорошо рассматривать праздники и дискотеки.
– Танцуешь? – Чилиец. Должно быть, он устал преследовать Францию.
Я поставила стакан на автомат со сладостями, и мы пошли на импровизированную танцплощадку перед кучей одежды.
Кому нужны наркотики, когда есть такая музыка? Мне мог понравиться кто угодно, я могла поцеловать любого, кто умел танцевать. Видимо, чилиец это понял и обнял меня крепче, чем было нужно для танца.
– Ты хорошо танцуешь. Почему я удивилась?
– Спасибо, – ответила я – и, когда закончилась сальса, развернулась и пошла снова к своей колонне. Я поискала свой стакан, я оставляла его недалеко от окна, но кто-то уже унес его.
– Если тебе скучно, можешь потанцевать со мной. Сантьяго.
Я повернулась, и он протянул мне мой стакан. Даже в красном свете у него не блестели глаза. Он надушился, запах был жесткий, будто сделанный из камня, будто сделанный из него самого.
Все вокруг кружилось, казалось, что пол – это единственное, что стоит на месте, и я не могла поднять глаза. Моя рука на плече Сантьяго, его рука держит мою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58