Наверно, читали Библию на пару. — Гарри зевает. — Будешь смотреть?
— Нет. Там все отчеты такие?
— Скоро узнаем. Придется их все просмотреть.
Кэрью снова зовет домовладельца:
— Эй, мистер, у меня вопрос.
В дверном проеме возникает тощее личико.
— Да, сэр?
— Когда вы выставили отсюда этого парня, почему вы не вышвырнули все его барахло?
— Не успел. Я немедленно это сделаю.
— Ну уж нет, — вздыхает Кэрью. — Теперь нельзя. Теперь нам придется изучать всю эту идиотскую картотеку. Как будто нам больше делать нечего.
У домовладельца вид глубоко виноватый.
— Хорошо, скажите мне вот что, — меняет тему Кэрью. — У вас тут где-нибудь падубы растут?
— Что, простите?
— Или дубы? Вы знаете, что такое “окнот”? Это последние слова убитого перед смертью.
— Нет тут никаких деревьев, — пожимает плечами домовладелец, сосредоточенно морща лоб. От стараний у него даже начинают косить глаза.
— Ладно, забудьте, — машет рукой Кэрью. Детективы из местного участка пялятся на него во все глаза, ждут инструкций.
— Ну и что? — не выдерживает один из них.
— В каком смысле?
— По-моему, все ясно. Торговля наркотиками, внутренняя разборка. Без вариантов.
Кэрью сосредоточенно смотрит на желтый блокнот, покусывает губу.
— Это верно, что без вариантов. Кажется, нам, ребята, здорово повезло, а?
Он смотрит на Гарри, Гарри смотрит на него. Они понимают друг друга без слов: дело здесь нечисто.
Энни накладывает в тарелку неаппетитного салата и, высоко держа поднос, направляется вдоль стола туда, где сидит кларнетист.
Энни принимается за работу. Когда-то в прошлом она имела дело с музыкантами — это сейчас пригодится.
Завести разговор о джазовом ансамбле, в котором играет Уилл, проще простого. Потом он рассказывает ей о детях, которым преподает музыку. Они болтают о Бенни Гудмене, о Моцарте, о Гершвине. После этого естественным образом переходят на любимые фильмы. Уилл любит фильмы про Ирландию. Энни не столько говорит, сколько слушает. Выясняется, что кларнетист любит кататься на байдарках, особенно по морю — ему ужасно нравится скользить в маленькой лодке по огромным волнам. У кларнетиста зажигаются глаза, и Энни слушает его с не меньшим энтузиазмом.
На душе у нее скребут кошки. Кормят в отеле отвратительно, лампы дневного света вызывают головную боль. Но Энни не подает виду — она знает, что остальные прислушиваются к их разговору. Самое главное, что кларнетист не на шутку разговорился. Энни улыбается ему, делает вид, что рассказ о байдарке ей необычайно интересен. Уилл сообщает, что у него есть небольшой домик на морском побережье в Джорджии. Иногда он катается на лодке по ночному морю, и весла рассыпают целый звездный дождь из фосфоресцирующих капель. На лице у Энни появляется мечтательное выражение. За все время она поднесла ложку ко рту всего три раза. Отодвинув тарелку, она наклоняется к кларнетисту.
— Знаете, что мне в вас нравится? Вы не боитесь риска. Вот почему с вами так интересно спорить. У меня такое ощущение, что вы способны взглянуть на одно и то же дело с разных сторон. Например, вы не отвергаете с ходу версию о невиновности Боффано. Вам до всего нужно дойти своим умом. Вы не такой, как они, — шепчет Энни.
“Они” — это остальные присяжные, иными словами, тупой и равнодушный мир посредственностей.
— Да, мне хочется во всем разобраться, — кивает кларнетист. — Я пока еще не пришел к окончательному выводу.
Он чешет кудлатую башку.
— Послушайте, Энни, если хотите, я возьму вас покататься на байдарке.
— Это было бы просто чудесно, — взмахнув ресницами, отвечает она. Потом отводит взгляд в сторону — кажется, это называется “строить глазки”.
В это время она думает: неужели ты в самом деле считаешь, безвольный тюфяк, что я стану с тобой встречаться после того, как ты выпустишь убийцу на свободу? Если ты мне когда-нибудь посмеешь позвонить, я сразу же брошу трубку.
Кэрью говорит напарнику:
— Ничего я не думаю. Я не думаю, что Джимми Морда прикончил Черника. В то же время я не думаю, что Джимми не прикончил Черника. Я ничего не думаю, Гарри.
Они едут на машине в отель “Карузо”, за рулем сидит Гарри.
— Но если это действительно сделал Джимми, — продолжает Кэрью, — мы в заднице, это уж точно. У Джимми всегда железное алиби. “В субботу? — скажет он. — В три часа ночи? Конечно, помню. Я выступал на Си-эн-эн в программе Ларри Кинга. Президент Соединенных Штатов как раз вручал мне почетную медаль Конгресса. А почему, собственно, вы меня об этом спрашиваете?” Или что-нибудь в этом роде.
Они сворачивают с шоссе на улицу, едут мимо семинарии.
— Но, вообще-то, дело отдает тухлятиной, а? — вздыхает Кэрью.
— Ты хочешь сказать, что Джимми не стал бы связываться с этим выпивохой?
— Конечно. Джимми всегда имеет дело только с сицилийцами и ямайцами. Причем исключительно с профессионалами. С чего бы это он вдруг стал нанимать этого польского или чешского — кто он там был — пьянчугу? Как это могло произойти? “Вот тебе, приятель, пара килограммов героина, продай их за хорошую цену. Только не забудь у себя в блокноте записать мое имя — на случай, если тебя прикончат. Надо же облегчить ребятам из полиции их работу”.
— Так в чем же дело? — спрашивает Гарри.
— Не знаю. Может, его и в самом деле убрал Джимми. Ты-то как думаешь?
— Я думаю, что мы с тобой слишком много умничаем.
— Есть, конечно, другое объяснение, — говорит Кэрью. — Ночью кто-то пробрался в кабинет, убрал все улики, а вместо них оставил на столе этот блокнот. Но, конечно…
— Что?
— Конечно, это похоже на фантазии. Пожалуй, я слишком мудрю.
Они останавливаются перед отелем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97