Например на ковыряние в носу.
А где находится резерв энергии? В табуизированных зонах бессознательного. Снимите блокировку в сознании, и вы получите неизбежный всплеск психоэмоциональной энергии. Спектр проявления: от эйфории до крайней агрессии. А что у нас заблокировано, что запечатано семью печатями? Прежде всего — убийство себе подобного. Снимите запрет на убийство, накачайте дополнительной психической энергией через марши и патриотические речи, укажите врага — и из богобоязненного законопослушного обывателя вы получите героя. Героин и герой — слова одного корня. Священное опьянение саморазрушением через убийство себе подобных — вот что такое героизм с точки зрения психолога. Хотим мы того или нет, но внедрив в мозг игрока матрицу «Ругнарек», мы тем самым выжгли на нем тавро богоподобной бестии.
— Бог мой, сколько высокой патетики! Скажите уж как специалист, просто и ясно, что мы научились создавать социопатов с классическим шизоидно-параноидальным комплексом. «Ругнарек» — это всего лишь сценарий, по которому развивается данный комплекс.
— Ругнарек — Война Богов, черт возьми! Ничего лучшего не придумали, великолепный сценарий, нечего сказать. Мало вам, что научились штамповать параноиков, так еще подкидываете им миф, который они воспринимают как единственную и неоспоримую реальность. Вы что, хотите, чтобы они разнесли наш мир в клочья? Дождетесь, я вам обещаю!
— Скажите, Олег Иванович, вы так расстроились из-за последнего игрока? Как там его теперь величают? Ронин, если не ошибаюсь.
— Не делайте вид, что вам не страшно! Когда мои люди инициировали его, мы рассчитывали максимум на грабеж магазинчика. Все начинают с мелкого грабежа, как с нарушения табу на чужое. Но не сразу же на чужую жизнь! Да еще таким образом. Пять идеально исполненных убийств за раз!
— Вас впечатлило количество или способ?
— Исполнение, черт возьми! Это, безусловно, восьмой уровень сложности. Восьмой! Не прошло и суток с момента внедрения программы, а он уже на восьмом уровне! В игру вошел идеальный игрок — это факт. И второй факт, который надо иметь смелость признать, состоит в том, что его личная матрица удачнее, полнее и жизнеспособнее, чем та базовая, что мы рассчитали на своих компьютерах. Что вы улыбаетесь?
— У вас есть шанс получить Нобелевскую премию.
— Идите к черту!
* * *
Он очнулся, когда поезд опять тронулся. Вагон наполнился людьми, шла суетливая толкотня за свободные места.
Попытался сложить из мелькавших за стеклом букв название станции. Удалось ухватить только окончание — какая-то «…ская».
Напротив устроились две размалеванные мочалки лет по пятнадцать. Обе в декоративно растерзанных джинсах и коротких маечках. В складках жирка на пупке утонули бусинки пирсинга. Обладательница марганцовочного цвета волос сразу же вперила взгляд неандертальца в свое отражение и ритмично задвигала дегенеративной челюстью, прессуя жвачку. Ее подруга, выкрасившая волосы смесью фиолетовых чернил с тушью, потеребила сережку в ноздре конопатого носика и принялась нагло разглядывать Алексея.
Он мысленно представил, как пуля входит в покатый лобик чуть ниже чернильной челки, а через мгновенье на стекло выплескивается жирно-красная жижа. Вторая пуля входит в чавкающий рот, крошит зубы и в труху разрывает позвонок. Голова закидывается на плечи, из горла выстреливает красная пена…
Девица захлопала ресницами. Блошинка туши упала на щеку. От лица отхлынула кровь. Взгляд сделался затравленным, ждущим неминуемого удара.
Алексей опустил глаза. Провел ребром кроссовки по полу. Вслед за резиновой рифленой гранью потянулась влажная бордовая полоска.
«Пятно бурого цвета, возможно, кровь, — пришла на ум штатная фраза из протоколов. — Интересно, где это я вляпался?»
И тут же перед глазами замелькали кадры ускоренной съемки…
…Бандерас, распахнув рот, медленно опадает на колени… Нинка, мелькнув белыми ногами, перебрасывает себя через стол… Джони замер в позе вратаря… Удар опрокидывает его назад в кресло. Джони круто выгибается, но, словно внутри лопнула пружина, сломанной куклой разбрасывается в кресле. Карась тянется к стальному кубу с карандашами, вздрагивает всем телом и распластывается на столешнице… Леня бросается в дверной проем, замирает… И плашмя падает на пол… Нинка бьется в щели между столом и стенкой. Закрывается рукой… Удар вминает ее в угол. Она сучит ногами, одна туфелька слетела. Дрогнув, свешивает голову на грудь. Застывает в нелепой позе раздавленного таракана. По лацканам сиреневого пиджачка ползет красное пятно…
Мигнули лампы, поезд толчком замедлил ход.
Алексей надел очки, встал, забросил сумку на плечо.
На стекле двери, чуть ниже надписи «не прислоняться», дрожало отражение бледного личика в обрамлении черных косм. Мочалка цвета чернил распахнула лягушачий ротик и выкатила стальные шарики глаз.
Алексей поднял над плечом кулак с оттопыренным средним пальцем. Мочалка правильно приняла жест на свой счет, круто развернулась, уткнув лицо в плечо подруги. «Марганцовка» продолжала жевать жвачку, на панику соседки внимания не обратила.
За стеклом вспыхнул свет и замелькали колонны станции.
По барельефам он узнал — «Динамо».
* * *
Часы у зева тоннеля, куда с грохотом ушел поезд, показывали тринадцать восемнадцать.
«Почти час полного провала во времени» — отметил Алексей.
Самое странное, что внутри он ощущал лишь отрешенную уверенность, что все так и должно быть. Ликвидация банды Бандераса, сумка с трофеями и час времени, от которого не осталось даже воспоминаний, чужие голоса бубнящие в голове — все было так естественно, что не вызвало ни оторопи, ни ужаса, ни паники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101