Между тем Эмилия с напряженным вниманием следила за спором, затрагивавшим такой интересный для нее вопрос; вспомнив призрак, виденный ею в спальне покойной маркизы, она почувствовала холодную дрожь по всему телу. Несколько раз она готова была рассказать то, что видела; но ее удерживало опасение сделать неприятность графу и самой очутиться в смешном положении. С тревожным нетерпением ожидая, чем кончится отважное предприятие Людовико, она решила поставить свое молчание в зависимость от этого исхода.
Наконец общество разошлось на ночь, и граф удалился в свою уборную; при воспоминании о только что виденных в собственном доме заброшенных унылых апартаментах его охватила грусть; внезапно он был пробужден из своих дум:
— Что это за музыка? — спросил он вдруг своего камердинера. — Кто это играет в такой поздний час?
Слуга ничего не отвечал; граф все слушал и наконец заметил:
— Это незаурядный музыкант, у него искусная рука. Кто это такой, Пьер?
— Ваше сиятельство… — колеблясь начал слуга.
— Кто играет на этом инструменте? — повторил граф.
— Разве вашему сиятельству неизвестно? — сказал камердинер.
— На что ты намекаешь? — строго спросил граф.
— Ни на что… решительно ни на что, ваше сиятельство… — отвечал покорно слуга, — но только эта музыка частенько раздается в доме в полночь; вот я и думал, что ваше сиятельство уже слыхали ее раньше.
— Музыка в моем доме в полночь! Ах, ты бедняга! так по-твоему, может быть, кто-нибудь и пляшет под эту музыку?
— Она не в самом замке, надо думать, ваше сиятельство; говорят, звуки несутся из лесу, хотя кажутся такими близкими; но ведь духи могут делать все, что им угодно!
— Ах, — повторил граф, — я вижу, и ты такой же глупый, как и все остальные слуги; завтра ты убедишься в своем смешном заблуждении. Однако слушай! что это за голос?
— Ах, ваше сиятельство, этот голос часто слышится вместе с музыкой.
— Часто!.. Скажи, пожалуйста, как часто? Голос превосходный!
— В сущности, ваше сиятельство, сам-то я слышал его не больше двух-трех раз; но другие люди, здешние старожилы, довольно-таки часто слыхали этот голос.
— Какая дивная высокая нота! — воскликнул граф с восхищением знатока, продолжая слушать, — а теперь какая каденца! Право, точно неземная музыка.
— Как раз это же самое и другие говорят, ваше сиятельство, — поддакнул слуга, — дескать, не простому смертному принадлежит этот голос, — и если дозволено мне выразить свое мнение…
— Какая странность, — молвил он задумчиво, отходя от окна. — Закрой окна, Пьер!
Пьер повиновался; и после этого граф отпустил его; но он не скоро отделался от впечатления музыки; еще долго звучала в ого воображении тающая мелодия, между тем как мыслями его овладевало недоумение и тревога.
Между тем Людовико в своем одиночном заключении слышал от времени до времени слабое эхо хлопающих дверей, когда домочадцы расходились по своим спальням; наконец на больших часах в сенях пробуло двенадцать ударов.
— Ого, уже полночь! — сказал он про себя и окинул подозрительным взглядом всю просторную комнату.
Огонь в комнате почти совсем угас; до сих пор все внимание Людовико было поглощено чтением, и он забыл о нем. Но тут он подложил еще дров, не потому, что чувствовал холод, хотя ночь была бурная, но потому, что становилось жутко и неуютно. Снова поправив лампу, он налил себе стакан вина, ближе придвинулся к трещавшему огню, стараясь оставаться глухим к ветру, печально завывавшему на дворе, и отрешиться от меланхолии, постепенно овладевавшей его помыслами. Снова принялся он за книгу. Эту книгу ему одолжила Доротея, а та когда-то подобрала ее в темном уголке библиотеки покойного маркиза; раскрыв ее, она увидела, о каких чудесах там говорится, и поэтому тщательно сберегла ее у себя в комнате: книга была в таком виде, что это давало ей право присвоить ее себе. В сыром углу, куда она завалилась, переплет ее заплесневел и съежился, листы были в пятнах, так что местами трудно было разобрать буквы. Фантастические творения провансальских писателей, заимствованные из арабских легенд, занесенных сарацинами из Испании, или повествовавшие о рыцарских подвигах крестоносцев, которых трубадуры сопровождали на Восток, всегда были увлекательны и заключали в себе много чудесного. Немудрено, что Доротея и Людовико прельстились этими вымыслами; в прежние века они неудержимо пленяли воображение народное. Впрочем, некоторые из рассказов, помещенных в книге, лежавшей перед Людовико, отличались очень незатейливым содержанием; в них не было ни хитроумных вымыслов, ни поразительных героев, какие обыкновенно встречались в повестях XII столетия; такого же свойства был один из рассказов, попавшийся ему на глаза. В оригинале он отличался очень пространным изложением, но мы передадим его вкратце. Читатель убедится, что рассказ проникнут суеверным духом того времени.
Провансальская новелла
Жил-был однажды в провинции Бретани один благородный барон, известный своим богатством и гостеприимством. Замок его посещался дамами очаровательной красоты и толпою благородных рыцарей. Слава о том, какую честь он воздавал рыцарским подвигам, проникла далеко, и храбрецы даже из дальних стран стекались к нему, чтобы попасть в число его гостей; двор его был великолепнее, чем у других князей и принцев. Восемь менестрелей состояли на его службе и пели с акомпанементом арф романтические песни на сюжеты, заимствованные у арабов, или воспевали приключения рыцарей в крестовых походах, или же воинственные подвиги самого барона, их повелителя, в то время как барон, окруженный рыцарями и дамами, пировал в большой зале своего замка, где на дорогих ковровых обоях, украшавших стены, были изображены подвиги его предков, а на расписных окнах красовались рыцарские гербы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142