И по какой бы дорожке ты ни пошла, все равно ты умрешь.
— Я?
— Да, ты! — Он легонько куснул мочку ее уха. — А я не хочу тебя потерять. Ты стала мне очень дорога.
— Я должна умереть?
— Если мы приведем в действие эти чары, то нет. Это путь направо. Он ведет к жизни. Я бы хотел, чтобы у тебя было больше времени для принятия верного решения, но полная Луна встает, а планеты выстроились в один ряд. Это самый благоприятный момент, и он быстро проходит.
Она съежилась в его объятиях, пораженная собственной смертностью. Ей предстоит умереть? Может быть, во время ее пребывания в хосписе что-то обнаружилось? Она вздрогнула, вспомнив, как быстро умер ее дедушка, когда заболел.
— Доверься мне, моя маленькая дикарка Тинк. — Он поцеловал ее в шею, в какую-то эрогенную точку, о существовании которой она даже не подозревала.
Довериться ему? Может, это специальная тактика, которой всегда пользуются мужчины? Но она доверяла ему, возможно, сама не зная, как сильно, и, возможно, гораздо больше, чем должна была ему доверять.
— Начнем чародейство?
Она кивнула, не в силах произнести ни слова от потрясения.
Зацепив большими пальцами резинку ее трусов, он спустил их вниз. Потом, мягко подталкивая, повел Тинкер на середину магического узора. Босыми ступнями она чувствовала, как энергия циркулирует по его линиям; мрамор нагревался благодаря теплу, выделяемому сопротивлением.
— Это не совсем то, чего я ожидала, когда попросила тебя заняться со мной любовью.
— Я сделаю так, чтобы тебе было хорошо. — Они остановились в самом центре, окруженные излучением чар. — А благодаря тому, что мы совершим этой ночью, у нас появится шанс повторить это еще много-много раз.
Еще много раз.
Он прижал ее к себе, правой рукой скользнув по всем изгибам ее тела, лаская ее внизу с шокирующей интимностью. Он был одновременно твердым, как камень, и мягким, словно лепестки. Ей оставалось только извиваться в его объятиях, отзываясь на нежные прикосновения. Каждая ласка отдавалась в ней электрическими разрядами наслаждения.
В его руках она чувствовала себя тряпичной куклой. Он держал ее на весу с невероятной эльфийской силой. Казалось, она абсолютно невесома. Казалось, она не имеет формы и может изгибаться как угодно, лишь бы ему было удобно добираться до всех распаляющих ее страсть мест. Он зажег в ней золотой уголек сексуального наслаждения и поддерживал его, пока он не начал рассыпаться искрами. Он не позволял ей трогать себя, отводя ее руки назад, к ее собственному телу, пока она наконец не поняла, что сейчас должна сосредоточиться полностью на себе.
Когда она начала стонать, он произнес магическое слово, приведя в действие чары. Внешняя раковина заклятия приняла форму, поднялась вверх и начала вращаться по часовой стрелке. Когда Тинкер начали сотрясать первые толчки приближающейся разрядки, а стоны сменились криками радости, Ветроволк произнес второе слово. Тут же, сверкнув, образовались вторая и третья раковины, начавшие движение против часовой стрелки, одна под утлом в 45, а другая — в 135 градусов. Магическая энергия создала вокруг них плотную мерцающую завесу.
Потом Ветроволк накрыл ее губы своими и подвинулся, помещая бедра между ее разведенных ног. Его твердость скользнула в ее влажность. Она захотела его с внезапно нахлынувшим отчаянием. Захотела, чтобы он оказался внутри ее, взял ее со всей возможной страстью. Сила желания испугала Тинкер, и если бы сейчас он не удерживал ее надежно, словно пленницу, она бы вырвалась и убежала, спасаясь… от себя. Но он держал ее железной хваткой, поцелуем останавливая поток ее невнятных речей, так что она не могла ни умолять его остановиться, ни призвать его продолжить.
Когда она затрепетала на самой вершине, он проскользнул в ее девственную плеву.
Она дернулась и закричала в ответ на это вторжение и тут же почувствовала себя наполненной до самых краев, наполненной и переполненной, и — пролилась.
Он оторвался от нее, произнес заклинание и снова накрыл ее рот своими губами.
Поднялась четвертая раковина и словно вернула ей тот миг как отражение, сделав его более интенсивным, а потом так же отразила следующий, еще более высокий. Тинкер едва заметила боль, пронзившую ее тело, когда он прорвался в нее и слился с ней в полном единстве. Она не осознавала ничего, кроме золотого потока наслаждения. Он кончил и сам, оторвался от нее и повернул ее в своих объятиях. Осторожно высвободил ее, коснувшись пальцем губ в знак молчания. Она зажала рот ладошкой, потому что молчать не было сил.
А наслаждение продолжалось, накатывая, как прилив, снова и снова, и каждая следующая волна была сильнее предыдущей. Ее кожа светилась, а сама она плыла по воздуху, поддерживаемая магией.
Он обмакнул в нее пальцы и начертал на ее коже символы, роняя слова власти, как камни.
Нэсфа. Семя. Нота. Кровь. Кира. Зерцало. Кират. Отражение. Дасхават. Изменись.
Он отступил от нее, скользнул вперед и вбок и выскочил из раковины. Повернув голову, она увидела, что он приземлился у самой шторы. Он посмотрел ей в глаза, поднял руку и произнес последнее слово.
И ее вселенная превратилась в сверкающее, блаженное забытье.
Потолок был совершенно удивительным. Поднимающийся аркой высоко над головой, он долгое время оставался темным, а потом — она только проснулась — начал бледно розоветь, подобно утреннему небу в тот час, когда солнце только-только подползает к горизонту. Потом он медленно приобрел белесый оттенок, постепенно становящийся более глубоким — нежно-голубым.
Тинкер чувствовала себя опустошенной и слабой, как разбитая, выеденная яичная скорлупа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134