Вблизи церковь казалась еще меньше, едва ли не просто часовенкой.— Судя по виду, она построена в середине позапрошлого века, — сказал Ральф, когда они вошли внутрь. — Ну точно — 1770. — Он показал на цифры, вырезанные на внутренней стороне двери.Пока Ральф изучал внутреннее убранство, Джоанна выбралась наружу и стала рассматривать могилки на маленьком кладбище. Покосившиеся надгробия, стершиеся эпитафии... Джоанне стало любопытно, к какому времени принадлежат самые древние, и она пошла вдоль стены, стараясь разобрать цифры, выбитые на надгробиях. Некоторые, как оказалось, были положены на могилы даже раньше, чем построена церковь: видимо, до нее на этом месте стояла другая, без сомнения, деревянная и, конечно же, еще меньше.Внезапно Джоанна остановилась. Сквозь серо-зеленый мох проступали нечеткие буквы:ВИАТТ.Не сводя глаз с этого слова, она медленно протянула руку и соскребла мох.ДЖОЗЕФ ВИАТТ1729-1794возлюбленный супруг КлариссыНиже виднелась надпись, явно добавленная уже позже:КЛАРИССА ВИАТТ1733-1797супруга Джозефа ВиаттаТам была еще одна строчка, совсем неразборчивая под слоем грязи. Джоанна очистила грязь и прочла:мать АдамаГромкое ржание заставило ее оглянуться. Обе лошади вдруг забеспокоились и забили копытами. Наверное, мимо шмыгнул кролик — но Джоанна ничего не увидела.Она опять повернулась к могиле, и взгляд ее, словно случайно, упал на другое надгробие. Невозможно объяснить, как она умудрилась его проглядеть. Но теперь, когда она его заметила, оно заслонило собой все.Это была большая каменная плита, закрывающая собой всю могилу. Голубовато-серый зернистый камень стойко выдержал натиск времени. На нем была простая и четкая надпись:АДАМ ВИАТТ1761-1870JOIE DE VIVREУ Джоанны подкосились ноги, и она рухнула на колени. Рука ее потянулась к надписи, словно она не верила своим глазам и надеялась, что буквы рассыплются от прикосновения.И когда они не рассыпались, внутри у нее что-то сломалось. Она перестала понимать, кто она и как попала сюда. Она не помнила даже, что было секунду назад.Конечно, это был шок. Просто шок. Это слово звучало у нее в голове, и она уцепилась за него, как утопающий за соломинку.Внезапно оно осознала, что рядом с ней, тоже на коленях, стоит Ральф и с тревогой заглядывает ей в лицо. Он о чем-то спрашивал, но смысл его слов ускользал от нее. Мучительным усилием Джоанна сфокусировала взгляд на его лице и только после этого смогла выдавить из себя:— Простите...За что она просила прощения, она сама не могла бы сказать. Она попыталась встать, и Ральф помог ей подняться на ноги. Она машинально отряхнула одежду и поправила волосы.— Что-то случилось? — спросил Ральф — вероятно, уже в сотый раз. — Скажите же мне.Джоанна покачала головой. Это был не отказ отвечать, а скорее мольба не спрашивать ни о чем. Она была в таком смятении, что не могла даже думать.— Простите, — еще раз проговорила она. — Мне надо уехать. Я должна уехать сейчас же. Простите.— Послушайте, если я чем-то могу...Но она уже быстро пошла прочь. Он смотрел, как она садится на лошадь, разворачивает ее и галопом мчится вниз по склону холма. Она ни разу не оглянулась.Ему показалось, что она боится смотреть назад. Глава 37 По пути от конюшен домой Джоанна остановилась у телефонной будки. Сэма дома не оказалось, но она оставила на автоответчике сообщение, что им срочно надо увидеться. Она сказала, какой электричкой приедет и попросила встретить ее на станции.По счастью, Джоанна уже говорила родителям, что ей надо вернуться в воскресенье, а придумать, почему она уезжает раньше обычного, было несложно. Она сослалась на статью, которую надо успеть доделать к завтрашнему совещанию у редактора.Каким-то чудом за обедом она нашла в себе силы продолжать разыгрывать представление перед родителями. Она болтала без остановки, чтобы они не успели спросить ее что-нибудь. Все равно что. О прогулке она сказала только, что хорошо «проветрилась», и ни словом не упомянула о встрече с Ральфом Казабоном, уповая на то, что ни мать, ни отец не встретятся с ним по какой-нибудь извращенной иронии судьбы. Джоанна чувствовала, что мать по-прежнему полна подозрений, но Элизабет не стала приставать с расспросами к дочери и только на прощание с особой теплотой и тревогой сказала:— Береги себя, дорогая. И приезжай поскорее опять, ладно?— Конечно, приеду. У вас так хорошо. И я рада, что вы славно отдохнули в Европе.Она взяла сумочку. Отец ждал в машине, чтобы отвезти Джоанну на станцию. Она видела его через открытую дверь, но не могла выйти, потому что Скип вдруг залился истерическим лаем и, преградив ей путь, начал скакать и вертеться у нее под ногами.— Скип, в чем дело, что с тобой? — Джоанна хотела его погладить, и он завилял хвостом, но не унимался и не давал ей пройти.— Прекрати! Иди сюда! Скип!Пес не обращал никакого внимания на окрики Элизабет.— Скип! — засмеялась Джоанна, поставила сумку и ухватила Скипа за лапы. — Ну что с тобой? Я скоро вернусь, честное слово.Боб вышел из машины и открыл дверцу.— Иди сюда. Скип, ты можешь поехать с нами. Давай, прыгай на заднее сиденье.Но пес не хотел лезть в машину — он ничего не хотел, кроме того, чтобы Джоанна не выходила из дома. В конце концов его безжалостно вытолкали в гостиную и заперли. Но даже там он продолжал лаять и скрести дверь когтями.— Это после вашего путешествия, — предположила Джоанна. — Он боится, что мы снова уедем и оставим его с соседями.— Глупости! — фыркнул Боб. — С Джорджем и ребятишками ему было лучше, чем дома. В следующий раз заведу лабрадора, терьеры все чокнутые.Отец проводил Джоанну до платформы и на прощание сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92