Валентина Сергеевна забыла про осторожность.
Внезапно костер загорелся чистым зеленым светом. Столб его подымался высоко вверх и осветил не только кладбище, но и опушку леса. Обнаженные фигуры у огня медленно изгибались, как будто исполняли какой-то неведомый танец. Заунывное пение не прекращалось. И тут Валентина Сергеевна с ужасом заметила, что земля на могиле шевелится. Вот тут-то бедная библиотекарша и узнала, что такое настоящий страх. Она часто читала, что от ужаса на голове у людей шевелятся волосы. Теперь она отчетливо почувствовала, как волосы шевелятся у нее самой. От страха она вся оцепенела. Только сердце гулко стучало в груди, и стук этот отдавался в мозгу.
Между тем пение усилилось и стало походить на истерические вопли. Столб зеленого света потемнел и как бы загустел. Петухову начало трясти, когда она увидела, что из земли сначала показались кончики пальцев, а потом вылезла и вся рука отвратительного черного цвета. Пальцы беспрестанно двигались, как будто хотели что-то схватить, раздавить, изорвать в клочья.
Женщины упали на колени. Пение их прекратилось, и в тишине был слышен только звук осыпающейся земли. Столб зеленого огня внезапно исчез, а на его месте нестерпимым малиновым светом полыхали уголья. В их свете было видно, как из могилы пытается выбраться нечто огромное, невероятно страшное.
Валентина Сергеевна держалась из последних сил. Она стояла у окна на самом виду, с ужасом взирая на происходящее.
Из могилы показалась голова. Вид ее был настолько чудовищен, что библиотекарша, забыв обо всем, взвизгнула от ужаса. В ту же минуту заухал, захохотал филин, женщины повернули головы в ее сторону — их лица были еще ужаснее личины мертвеца. Они вскочили с земли и, завизжав, бросились к часовне. Костер в ту же минуту погас, а Валентина Сергеевна, не чуя под собой ног, грохнулась без чувств.
Разбудил ее щебет птиц. Было ясное свежее утро. Солнечные лучи, проникая сквозь проемы окон, освещали мрачные внутренности часовни. Она поднялась с пола. Все тело болело, кости ныли, словно вчера пришлось делать непосильную работу.
Взглянув на часы, Валентина Сергеевна увидела, что почти восемь утра. Она вышла из часовни и огляделась. Сейчас, в солнечном свете, старое кладбище имело прямо-таки романтический вид. Омытые дождем памятники и надгробия сверкали полированными гранями. Все кругом покрывали заросли высокой травы, луговых цветов. Особенно много было ромашки. С памятника на памятник перелетали две сороки. Они о чем-то взволнованно стрекотали.
Валентина Сергеевна вздохнула полной грудью: как хорошо! И вдруг вспомнила о своем ночном приключении. Неужели все это было на самом деле? Ей вдруг стало не по себе. Хотелось бежать сломя голову из этого жуткого места. Но здравый смысл взял верх.
«Нужно во всем разобраться, — решила библиотекарша. — Наверняка это был сон. Всякое может присниться. А такой яркий и подробный потому, что устала, нервы были напряжены, да и место необычное. Вот и померещилась всякая чепуха».
Она посмотрела в сторону надгробия, которое так ярко запечатлелось в предполагаемом сне.
«Подойти, что ли?» Она нерешительно шагнула в сторону могилы. Ночные страхи все еще давали о себе знать.
«А чего я, собственно, боюсь?» Она медленно подошла к могиле. На нее она старалась не смотреть. Где-то здесь горел костер, если ночные видения — действительность, то должен остаться след. Но никаких следов кострища не было.
«Конечно, это был сон», — успокоилась библиотекарша. Она подошла вплотную к могиле. Никакой свежей земли, конечно, не было. Вся она заросла какой-то остролистной травой, и только посередине пламенел кровавыми цветами куст чертополоха.
Памятник — продолговатая конусовидная плита черного мрамора — сильно наклонился и как будто вот-вот должен был рухнуть в заросли бурьяна. Надписи на камне было не разобрать. Проступали какие-то буквы, но они были, казалось, замазаны грязью. Библиотекарше стало нестерпимо любопытно: кто же здесь похоронен? Она смочила в лужице ладошку.
«Не делай этого! — говорил ей внутренний голос. — Беги отсюда!» Но мужественная дама не послушалась рассудка. Она провела мокрой рукой по надписи. Та стала четче, рельефнее. Теперь вполне можно было прочитать.
Старинными витиеватыми буквами на камне было написано:
«ПЕТУХОВА ВАЛЕНТИНА СЕРГЕЕВНА».
Ниже стояла дата рождения.
Это была ее дата рождения!
Вначале Петухова ничего не поняла.
«Что за странность, — подумала она, — однофамилица моя? Тоже Валентина и тоже Сергеевна! И год рождения мой». Это не укладывалось в голове. День внезапно померк. Казалось, ночные видения обступили ее вновь.
А когда же она умерла?
Надпись, свидетельствующая об этом, была все еще скрыта грязью. Снова дотрагиваться до камня было неприятно и даже страшно. Валентина Сергеевна достала из кармана кофты носовой платок и намочила его в луже. С мокрым платком в руке она в нерешительности стояла подле памятника. Любопытство подталкивало ее, страх не давал поднять руки. Наконец любопытство пересилило. Она осторожно провела мокрой тканью по едва проступавшим из грязи цифрам. Потом с внезапно появившейся смелостью лихорадочно заработала платком. На камне четко и рельефно проявились цифры. Это был нынешний год. Судя по дате, ей осталось жить тринадцать дней. Валентина Сергеевна нисколько не сомневалась, что надпись эта напрямую связана с ней.
Не помня себя, схватила она корзину с уже ненужными вчерашними грибами и побежала куда глаза глядят.
Буквально через полчаса она машинально отметила, что стоит на околице Лиходеевки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24